публики[698]. Да и о каком уважении к училищам можно говорить, если попечитель Казанского учебного округа г-н Румовский около 15 лет назад выгнал без всякого расследования четырех профессоров, не пожелавших подписать подложный счет директора университета, директора, который никаким законом не был утвержден и против появления которого университет должен был бы протестовать с первых же дней своего существования[699]; о каком уважении можно говорить, если попечитель того же округа, г-н Магницкий, выгнал, также без всякого расследования, девять профессоров, из коих по крайней мере один, Врангель, столько достоинств имеет, что очень скоро зачислили его в институт Царскосельский, находящийся перед взором самого Императора[700]? Когда унижают таким образом лучших служителей народного просвещения, может ли нация уважать учреждения, которые под этой железной ферулой страждут?

Может ли доверие родиться, если профессорский состав русских университетов представляет собою смесь, а можно было бы сказать попурри, из русских, немцев, французов, венгров, которые между собой вечно ссорятся и соперничают? Русская нация, хотя ее идеи на сей счет не вполне отчетливы, желает народного образования сугубо национального. Вот истинный смысл ее пожертвований, ее щедрости, ее энтузиазма при виде планов царствующего Императора. Однако администрация за двадцать лет ей такого образования представить не сумела, и вот причина недостатка доверия. Посмотрим, способен ли проект г-на Магницкого породить прочное образование, дабы число учеников увеличить и уважение общества к училищам укрепить.

4 Так называемый метод «взаимного обучения» был впервые применен в 1790-х гг. в сиротском военном интернате г. Мадраса (Индия) для обучения детей чтению и счету, при котором в роли помощников учителя выступали наиболее способные ученики, передавая усвоенные знания остальным. Автор «Мадрасской системы», педагог Э. Белл, изобрел ее независимо от Дж. Ланкастера, развивавшего этот метод с 1798 г. в своей школе в южной Англии, откуда он широко распространился по Европе и Америке. К 1811 г. было открыто 95 ланкастерских школ с более чем 30 тысячами учеников. В России эта система использовалась с 1818 г.

Таков в общем виде проект реформы, какую г-н Магницкий задумал произвести в народном просвещении Казанского округа и какую г-н Министр одобряет и желает, поелику возможно, на всю Империю распространить. На сей предмет проект этот был сообщен попечителю округа Дерптского, который поспешил его подвергнуть рассмотрению Университета. Университет как представитель народного просвещения своего округа мнение свое выскажет откровенно и без боязни, вкратце же будет оно заключаться вот в чем: сей проект к Дерптскому округу применим быть не может. Если прочие попечители также у своих университетов мнение спросят, сообщив им о желании министра, станут ли те отвечать откровенно, памятуя о судьбе стольких профессоров, из Казанского университета изгнанных автором проекта? Если же будут отвечать, руководствуясь не убеждениями, а страхом, тогда выставлен будет этот проект как единодушное желание русских университетов, и разве сможет Император его не утвердить? <Мнением университета Казанского г-н Магницкий уже заручился, так как объявляет он дважды, в начале и в конце своей записки, что сочинил ее, основываясь на сделанном по его просьбе докладе о состоянии училищ этого округа.>

Автор замечаний вышеприведенных полагает, что исполнил священный долг, сообщив Монарху-Законодателю правдивый разбор опасного этого проекта.

206. Г. Ф. Паррот – Александру I

Дерпт, 7 января 1823 г.

Государь!

Двадцать лет прошли с тех пор, как я имел счастье Вас в первый раз увидеть. Половину этого долгого срока созерцал я с наслаждением Ваше сердце с его неисчерпаемыми запасами любви к человечеству и всего самого благородного, что только Божество когда-либо вложило в душу человека.

В течение последних десяти лет был я, к несчастью, лишен сего наслаждения, а Вы, с Вашей стороны, тяготились, возможно, по временам этой разлукой. В течение этого второго периода Вы взросли на театре целого мира, переменяя ход событий, оказавших могучее влияние на великие интересы человечества, я же, следуя покойно по избранному поприщу, наблюдаю заботливо за всем, что Вы делаете и что делается от Вашего имени.

Не хотите ли Вы увидеть лишь еще один раз сего старого друга, который, хоть и пошел ему 57-й год, не состарился и никогда не состарится в том, что касается любви к Вам, увидеть его теперь, когда повидали Вы свет и человека в формах столь многообразных? После долгих странствий приятно вернуться в родные пенаты, хоть на несколько часов; смею Вам обещать доверительно, что Вы о том не пожалеете.

Да, я с Вами увижусь вновь! Наслаждаюсь заранее этим счастьем; мысленно переношусь уже в тот кабинет, где пережил я счастливейшие моменты, какие суждены человеку, те моменты раздумий, когда, проникнутые оба сознанием святости наших обязанностей, взвешивали мы интересы Вашего народа. С тех пор взвесили Вы интересы Европы, и я рад буду повидать Вас после того, как поднялись Вы в одиночестве на сию вершину, пустив в ход Ваши силы, и успехом насладились.

Ваш Паррот

P. S.

Час, когда Вы мне прийти назначите, останется в секрете, если Вам угодно. Предлог для поездки в Петербург отыщу без труда, но тысячу рублей на путешествие найти мне будет куда труднее, посему прошу Вас мне их прислать.

207. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Дерпт], 11 февраля 1823 г.

Государь!

Еще не прочтя этих строк, Вы их содержание угадали. Да, напоминаю я Вам свою просьбу уделить мне час, который будет чувству посвящен, но и для монарха не потерян. Поверьте, что сие угодно Провидению, коль скоро послало оно Вам человека, испытанного в течение стольких лет и желающего так страстно, вопреки всем формам и обычаям, Вас повидать. Уделите мне этот час, который посвятим мы прекраснейшим воспоминаниям. Если возможно это сегодня, не откладывайте на завтра; быть может, пожалеете о том, что так долго медлили. Вспомните о прекрасных днях прошедших. Вспомните о нашем прощании в 1812 году; никогда оно из моего сердца не изгладится. Отвечайте согласием

Вашему Парроту.

208. Г. Ф. Паррот – Александру I

Дерпт, [конец мая 1824 г.][642]

Государь!

Был я приятно удивлен известием о том, что Ваше Императорское Величество благоволили вспомнить о предложении моем касательно способов сделать пребывание в казармах менее вредным для здоровья. 21-го числа сего месяца отправил я подробное описание с приложением рисунка через посредство ректора маркизу Паулуччи, который