качествах соседа, а Политика не только о настоящем заботится, но и о будущем. Итак, существует лига великих держав, против Вас действующая <тех самых, которые себя Вашими союзниками именуют>; не может она не существовать <хотя о себе и не объявляет>, и цель ее есть не что иное, как желание Вас ослабить. Но какими средствами? Конечно, не войной. <Желают они войны избежать, потому что обернулась бы она неминуемо к выгоде исполина, когда бы пришлось ему сражаться с пигмеями, которые сообща действовать не умеют, если доходит дело до боя.> Для ослабления Вашей империи прибегают к Политике <и рычаг, к которому прибегают, заключается в том, чтобы Вас занять> и полагают, что добьются цели, если сосредоточат Ваше внимание на бесплодных переговорах, которые Вас удаляют от истинных Ваших интересов и отнимают у Вас ту популярность, которая в 1813 году Вас кумиром всей Европы сделала. Бросьте взгляд, Государь, на конгрессы, которые состоялись с тех пор, включая Венский, на их число, их длительность, на труды, каких они Вам стоили, на предметы обсуждения и их направление[645]. А сегодня Вас приглашают также влиять на состояние дел в Америке – Вас, у кого нет флота, который бы командовал на море так, как командуют Ваши армии на континенте, а ведь против Вас выступать будут Англия и Соединенные Штаты Америки. Но дело не только в этом; все, что сделано было и Европе <человечеству> (исключая кабинеты) не пришлось по нраву <вся отвратительная сторона этих переговоров>, – все это Вам в вину ставят. Именно Вы, подсказывают публике наемные писаки, попрали основания законной власти; именно Вы принудили к покорству Неаполь и Сардинию, не даровав им конституцию, какую даровали Польше; именно Вы восстановили права короля Испании, а нечто вроде амнистии вырвал наконец у этого жестокого короля герцог Ангулемский[646]. Вы на окраине Европы царствуете; нет у Вас авторов, чей голос слышен бы был европейской публике; <советуют Вам даже от публики подальше держаться> в чужих краях запрещают все писания о России, как за нее, так и против, тогда как в распоряжении прочих держав миллионы писателей имеются и общественным мнением управляют. Потомство, <надеюсь> разумеется, за Вас отомстит, если отыщет подобающие анналы; но отыскать их не сможет; вдобавок речь идет о настоящем времени и настоящих Ваших интересах.

<Но, Государь, позвольте мне Вам сказать, что облегчаете Вы существенно чужестранцам исполнение их замыслов посредством своих военных поселений[647]. Они сейчас Ваши средства истощают, а лишь только устроятся окончательно, раздробят Империю, если не в Ваше царствование, то в царствование Вашего преемника. История это доказывает, а Ваши мелкие соперники уже эту пору поджидают. Сии поселения суть надежда Европы. Охотно предоставлю тому доказательства в другой записке.>

Бросьте взгляд, Государь, на Ваши сношения иностранные, и поймете Вы, что величайший гений не способен противостоять стольким противникам разом: расчетливому хладнокровию Англии, хитрости князя Меттерниха, тайным махинациям кабинета Версальского. Не называю Пруссию. Она с Россией граничит и парализована возвращением рейнских провинций; лавирует, как может, раздавленная ролью, какую ей Фридрих II завещал <тайно берет она сторону Ваших так называемых союзников>. Но все эти заговоры не более чем паутина, которую разорвете Вы с легкостью, если вспомните об истинных своих интересах, если заговорите на языке собственных Ваших правил, которые Вашим союзникам не по вкусу. Надеюсь, Государь, что доброе Ваше сердце не будет Вам впредь советовать в дружбу Ваших собратьев верить, ибо дружба эта никогда на деле не существовала, а существуй она даже на деле (но этого быть не могло, ибо слабость <Франца и Фридриха Вильгельма[648]> этих господ не способна ни при каких обстоятельствах смешаться с <энергией Александра> Вашей мощью), всегда уступать будет и не сможет не уступать интересам Политики.

Греки – Вы, должно быть, удивитесь, что написал я Вам две страницы о Ваших сношениях политических, их не назвав, – греки просят Вашей помощи[649] как люди, как древняя нация, как христиане, причем христиане греческие <вероисповедания греческого>. Сия тройственная мольба, к Вашему сердцу обращенная, не могла Вас не тронуть, а между тем Вы их оставили и даже их депутатов не приняли! Но ведь их освобождение создало бы Англии соперника в Средиземном море, который бы через двадцать лет во всех морях с нею соперничать стал; но ведь их освобождение создало бы для Австрии опасного соседа, который бы ее отвлекал в будущих столкновениях с Россией; но ведь их освобождение раздробило бы Турцию, вследствие чего эта держава не смогла бы Вам больше палки в колеса ставить в любой войне, и отняло бы у Франции вечную ее надежду влиять на дела Леванта. – Итак, не ради защиты законной власти заставили Вы замолчать естественное Ваше чувство и пожертвовать Вашими интересами; это Политика дерзнула сыграть на Вашем чувстве справедливости, после того как она Мальтой завладела, Ионическими островами, мысом Доброй Надежды, Венецией и проч.

Впрочем, не посредством обращения Ваших доводов против них самих, метода, Вас недостойного, намерен я перед Вами интересы греков защищать; хочу и должен я их защищать именем публичного права, человечества и Религии.

Право, это верховное правило морали, должно первым возвысить свой голос. Вы, Государь, в теории вовсе не отрицаете, что существует такой уровень угнетения гражданского и религиозного, которого нация, порабощенная варварами, долее терпеть не может, не рискуя прослыть достойной своего унижения и своих бедствий. Признали Вы на практике, что тирания турок этого уровня достигла, в противном случае взяли бы Вы сторону султана, как взяли сторону королей неаполитанского, сардинского и испанского. Вдобавок дела до того дошли, что правительство турецкое уже объявило о своем намерении, если победу одержит, истребить греков или переселить их как рабов в Азию, и по понятиям своей варварской морали оно право, потому что никогда не сможет греков полностью поработить. Те способы, какими оно с греками войну ведет, недавняя резня на Псаре суть предвестия того, что дальше произойдет. Так вот, у нации столь жестоко угнетаемой имеются всего три способа гнет облегчить: ходатайство перед тираном, вмешательство чужестранных держав и мятеж. Первый способ испокон веков употреблялся без успеха, и в этом отношении можно применительно к недавнему времени в известном смысле правительство турецкое оправдать, ибо даже если бы обнаружилась у него добрая воля, недостало бы у него сил ее в ход пустить, ведь им янычары помыкают, а любой из его пашей затевает мятеж, когда ему заблагорассудится. Не будучи более способным своих соплеменников сдерживать, как могло бы оно защитить