– А у нас каждое утро и каждый вечер. Многие из-за пробок отказываются ездить на работу на машине и предпочитают общественный транспорт, – из меня бойким петушком выпирает гордость за расстояния и пространства, за пробки, загазованность и прочую гадость.

Вид с моста на реку с теплоходами и на зеленое море Парка Горького привычно вызывает у меня вопрос: «Отчего люди не летают?».

– Маорисио, ты когда смотришь на море, тебе никогда не хотелось стать птицей и взлететь, чтобы посмотреть на всю его красоту сверху, – распахиваю руки и кружусь.

Маорисио смотрит на меня восхищенным взглядом, который в равной степени может относиться как ко мне, так и к панораме, открывающейся перед его взором.

– Я всегда мечтал о собственной яхте, – счастливо вздыхает он. – Видишь, теплоходы? На реке они рядом, близко. На море корабли далеко. Идущий на полном ходу корабль вблизи можно видеть только со своей яхты. Обязательно купим ее и будем плавать.

Возвращаюсь в реальность. Освещенная пустая трасса, по бокам загороженная шумозащитными экранами. Словно в фантазийном космическом боевике мы мчим по пустынному тоннелю навстречу мрачной неизвестности. Впрочем, в подавленном состоянии одна я. Темпераментный мужчина, похоже, не замолкал ни на минуту и не обращает внимания на мою отрешенность. Он управляет машиной, повернувшись ко мне, и лишь изредка поглядывает на дорогу. Хорошо, что ночью трасса пустая, и машин почти нет.

– Маорисио, – прерываю поток мыслей своего сумасшедшего водителя, – ты помнишь, как собирался купить яхту?

Мой спутник извергает из себя новую партию слов, эмоций и жестикуляций. Они уже менее радостные, скорее раздраженные, даже агрессивные. Причина такой реакции весьма банальна: яхты дорожают, бизнес идет тяжело, проклятое правительство душит налогами.

Приходится признаться себе, что вид мужчины, за которого я собралась замуж, сильно напрягает. Его поведение сложно назвать нормальным, и я не помню, чтобы когда-либо видела Маорисио таким. В сумраке салона машины, освещаемом проносящимися мимо нас фонарями, блеск его глаз пугает. Смыкаю веки и до самого Салоу изображаю спящую. Чувствую себя страусом, от страха «зарывающим голову в песок». Хотя давно уже доказано, что ни в какой песок страусы головы не зарывают. У них прекрасное зрение и при малейшей опасности они удирают со скоростью семьдесят километров в час. А в песке они просто выковыривают камешки и глотают их, чтобы пища в желудке перетиралась.

К дому Маорисио приезжаем почти в одиннадцать вечера. Выходим из машины. Замечаю оставленные в замке ключи. Догоняю товарища, чтобы напомнить про них, но мужчина весело хватает меня в охапку и тащит в квартиру. Мучительно пытаюсь вспомнить, оставлял ли он раньше ключи или брал с собой. Память сладко спит, и я переключаюсь на своего жениха.

– Сначала кофе, – бодро и, вроде, совершенно адекватно провозглашает он, войдя в квартиру, и отправляется в кухонный отсек.

У него по местным понятиям однокомнатная квартира. В нашем российском измерении – двушка. Большая гостиная, отделенная от кухни барной стойкой, спальня и совмещенный санузел. Везде крашеные белые стены, на полу практически белая плитка. Лично у меня все белое ассоциируется с больницей. А вот в жаркой Испании белый цвет ассоциируется с прохладой. Наверно, это от Арктики и Антарктики, покрытых вечными белоснежными снегами.

Кухонный балкон, использующийся для размещения всей техники типа стиральной машины и водонагревателя, а также пылесоса, газового баллона и прочих хозяйственно-ремонтных принадлежностей, выходит на подъезды, а балкон спальни и балкон гостиной, переоборудованный в мастерскую, смотрят во внутренний дворик.

Я много раз бывала здесь. Мне нравится, что внутренний двор огорожен глухим забором с закрытой на замок калиткой. Войти туда могут только жильцы дома и их знакомые. Внутри дворик представляет из себя парк. В нем помимо детской площадки и места для пикника, построен настоящий бассейн, сливающийся на зиму. Ежегодно по весне жильцы дома на общем собрании спорят до хрипоты о необходимости запуска бассейна на лето. И при положительном решении скидываются на его обслуживание.

Маорисио приносит кофе с моими любимыми круассанами. Мне приятна его забота, но при свете ламп явно видно осуновшееся лицо, сильно смахивающее на облик пьющего человека.

– Что с тобой? Ты как-то неважно выглядишь, – не выдерживаю и задаю мучающий меня всю дорогу вопрос.

– Приболел немного, – он так и не переходит на русский, – но не настолько, чтобы отказаться от нашей свадьбы. К сожалению, завтра воскресенье, мы не сможем подать документы. Пойдем в понедельник. Ты же потерпишь немного?

Меня смущает, что подавать документы мы пойдем после отлета моего самолета. Хотя сама виновата. Об этом надо было думать раньше. Слону понятно, что по воскресеньям все государственные службы выходные. В прошлый раз проплаченный билет до Москвы меня буквально спас. А вдруг опять что-то пойдет не так? Получается, сейчас я без подстраховки.

– Я буду сеньорой Баргас? – стараюсь отвлечься от тянущих душу мыслей.

– Нет, – Маорисио искренне удивлен, – мы не меняем фамилии.

– Какую фамилию будут носить наши дети? Не хочу, чтобы их фамилия отличалась от моей! – оказывается, я никогда не спрашивала у своего жениха таких вещей. Для меня само собой разумеющимся было, что жена берет фамилию мужа, детям дается их общая фамилия. Разве может быть по-другому?

– В нашей стране каждый человек имеет двойную фамилию. Первая часть от отца, вторая от матери. Моя полная фамилия Баргас-Лопес. Просто часто используется только первая часть фамилии. У наших детей также будет двойная фамилия – первая часть от меня Баргас, вторая часть от тебя Иванова. Получится Баргас-Иванова.

Не знаю радоваться или огорчаться от подобного открытия. А если мальчик? Тоже Баргас-Иванова? Надо будет в понедельник уточнить такие мелочи. Как же это я раньше не подумала поинтересоваться? Допиваю кофе, беру свой рюкзак с вещами и отправляюсь в душ расслабиться и смыть, наконец, с себя все тревоги. Завтра нам предстоит суматошный день. У меня же с собой ничего нет. Надо будет закупать одежду и все мелочи для повседневной жизни.

Минут тридцать спустя выползаю из жаркого тумана душа в прохладу гостиной. В нос бьет крепкий аромат чего-то спиртного. На диване, стоящем перед телевизором, развалившись полулежит Маорисио с бутылкой в руках. Пазл, тревожащий меня, складывается. Поведение мужчины во время встречи и в дороге становится логично объяснимым. Он был пьян. Не так, как сейчас. Пока я была в ванне, он ощутимо подзагрузился. Сейчас передо мной незнакомый обрюзгший алкаш с мутным взором. Расстегнутая рубашка залита чем-то коричневым. Снятые джинсы валяются на полу.

– Светлана, иди сюда, – он хлопает ладонью по дивану, – выпьешь с дороги?

– Ты пьян, – с возмущением подлетаю к испанцу