class="p1">— Толком не уверен, но кажется, у него появился сообщник.

— Ну-ка, отсюда подробнее.

— Доказательств нет, сразу говорю, слово там, слово тут, ряд совпадений. Вчера его узнал один из пьяных, полез с дружескими объятиями. Миша его, конечно заткнул, а утром сказал, что зуб болит и ушёл якобы к стоматологу. А у мужика ни копейки при себе не оказалось. Пару раз он принимал вызовы, и люди, которых по этим вызовам привозили, были абсолютно пусты, хотя наутро утверждали, что были при деньгах накануне, называли какого-то товарища, с которыми обмывали получку, премию и прочее подобное. А за одним прибежала жена, доказывала в слезах, что мужа ограбили во время попойки, потому что он при себе имел деньги на шубу и внезапно загулял с неизвестными личностями.

— Интересные вещи рассказываешь, Стёпа. Придётся наш план скорректировать, но так даже лучше получится. Удвой бдительность и пристально последи за нашим Барсуком. Нужно нарыть фактов.

— Я постараюсь.

— Постарайся, друже. Не хочется попасть впросак при попытке поймать его с поличным.

— Ну и вы там не спите, как-то готовьте почву.

— Упрёк слышу я в голосе твоём. Поспешишь — людей насмешишь. Толку с этой почвы, если он изменил схему. Твои подозрения к делу не пришьёшь, сам понимаешь. Существует ли преступный сговор? Или честный парень Миша Барсуков усовестился и встал на путь исправления? А ты хочешь очернить товарища.

— Да я!..

— Ты, ты. И я тоже. Но для подготовки операции нужны факты и какое-никакое время. Так что, будь другом, нарой мне на него чего-нибудь более существенного. И про предыдущую мою просьбу не забудь.

— Какую?

— У тебя склероз? Вчера только говорили.

— А, про то, откуда тебя привезли? Так с той сменой мы ещё не пересекались. Сегодня вечером.

— Звони сразу, как что-то прояснится. Договорились?

— Конечно.

Переодевшись и захватив удостоверение журналиста, я двинулся в родные пенаты. Соседка тётя Маша уже ждала меня.

— Егор! — рявкнула она из окна, когда я был ещё на подходе.

Обычно так домохозяйки обращаются к нерадивому мужу или сыну-двоечнику. Я не был ни тем ни другим, поэтому резонно проигнорировал рык и спокойно поднялся на этаж.

— Егор! — перегородила решительно настроенная женщина площадку. — Ты почему дома не ночевал⁈

Напрасно, напрасно она так. Я ведь могу и ответить.

— Чего молчишь?

— Думаю, вас сразу огорчить или повестки дождаться?

— Какой повестки? — выпучила соседка глаза.

— В милицию, вестимо. За соучастие в ограблении моей квартиры.

— К-как?

— Т-так. Кто им дверь открыл?

— Егорушка, да ведь я вспомнила. Милиция это была, точно милиция. Строгие такие ребята. А про форму это Генка напутал. С бодуна был, чего с него взять-то.

— Э нет, тётя Маша, не было никакого обыска, чистой воды грабёж.

— Но ведь ничего не пропало.

— Откуда вам знать?

— Да ведь я опосля них проверяла, всё ли на месте. Хрусталь стоит. Вазу разбили разве что. Я и не догадалась осколки сохранить. Замела, да и вынесла сразу. Телевизор твой в починке, ты же помнишь? Генка сказал, с головой у тебя неладно. Ковёр на стенке цел. И даже иконка бабушкина с серебряным крестиком, что за ковром спрятана, уцелела. Что ещё ценного? А, радиоприёмник. Но ты мне его сам давал.

— Складно поёте, — оценил я вдохновенный спич соседки.

— Это я пою⁈ — взвизгнула она. — Говорили тебе, не доведут до добра эти ваши разговорчики. Чего теперь обыску удивляться?

— Какие разговорчики? — насторожился я.

— С дедом Матвеем. Весь двор слышал, как он тебе на советскую власть жалуется. Это тоже не помнишь? Ну, дело твоё, а только органы всё видят и слышат. Уши-то и у стен есть.

— Ага, особенно, если кто-то у этих стен с чашкой подслушивает. Угомонитесь, я навёл справки, не было никакого обыска.

Тётя Маша поперхнулась воздухом, которого набрала полную грудь, чтобы продолжить атаку.

— Как не было? — растерялась она. — Не было обыска?

— Нет.

— А… а как же…

— Я говорю, как, а вы своё твердите и не слышите. Не бы-ло. Я узнавал в органах.

— Ну откуда ж мне-то было знать⁈

— Ниоткуда, верно. И на старуху бывает проруха.

— Что же теперь будет, Егор? Ты заявление в милицию подал? За мной придут?

— Ничего я не подавал. Сам разберусь. Мне главное узнать, за чем они приходили и нашли или нет то, что искали. Вы точно ничего полезного не слышали через стенку?

— Ну, ругались, матерились даже. А один, у него голос такой глухой, лающий будто, предложил забрать что-нибудь ценное, чтобы компенсировать убытки, которые начальство понесло по твоей вине. Тут я не выдержала, взяла Генку, позвала Нюру и побежала стучать в дверь.

— Ясно.

— Егорушка, прости старую больную женщину.

— Тётя Маша, идите-ка вы… к себе домой.

— Да-да, пойду, а то заговорилась тут с тобой. А там передача сейчас начнётся. Я приёмник принесу попозже. После радиоспектакля, ладно?

— Оставьте себе, — махнул я рукой. — Некогда мне радио слушать.

После взломщиков найти искомое оказалось непросто. Бумаги с книгами вперемешку горками лежали на полках шкафов, на полу и на столе. То, во что я в прошлый раз мельком заглянул, было какой-то заумной хренью. Вряд ли это статья в газету, скорее работа аспиранта. Он тут диссертацию ваял, что ли? Про какие-то ценности и сохранение художественного наследия прошлого.

На слове «ценности» моё чутьё сделало стойку. Если где-то запахло деньгами, а результат нам уже известен, то на выходе получим преступника, которому было выгодно устранение Егора. И обыск в эту формулу вполне вписывается.

Я пособирал разрозненные листы, исписанные корявым почерком моего предшественника, и попытался сложить их по порядку. Экий он бестолковый был. Не мог номера листов подписать? Гадай теперь. Из тех отрывочных каракулей, что удалось прочитать, было ясно одно — речь о музеях. А если мои взломщики искали что-то маленькое, напрашивается вывод — антикварная цацка. Почему антикварная? А какая ещё? Не портрет Ильича же. И не медаль победителя соцсоревнования. Хватило ли у Егора ума спрятать её понадёжнее, чем в секретере или в кухонном шкафчике?

Ну что же, круг поисков сужается, это радует. И этот мужик из отдела по культуре опять же вписывается в схему. Коррупция, будь она не ладна, везде и всегда коррупция. Никогда не было, и вот опять. В прошлой жизни я на этом погорел, надо бы поосторожнее на этот раз. Кого бы мне заслать в областную культуру, чтобы не мелькать лишний раз самому?

Ответ нашёлся ещё до того, как я начал всерьёз его обдумывать. Зазвонил телефон.

— Егор? Это Алла, — сообщила мне трубка имя стрелочника.

Клин клином вышибают. Наша мадам с коррупционным будущим поможет мне с коррупционерами настоящими.

— Рад звонку, — усмехнулся я.

Глава 18

— Здравствуйте, Алла Викторовна. Вызывали? — подпустил я ехидства в голос, переступая порог редакции.

— Зачем ты так? — устало потёрла переносицу моя жертва.

Зачем я так? Есть причины, госпожа Темникова. У меня на твой счёт масса планов, один интереснее другого. Хочу, понимаешь, взяться за твоё перевоспитание. Глядишь, и не посмеешь баловаться коррупционными схемами в будущем. Хочу также использовать тебя и твои связи для сугубо личных и немножко общественных целей. Хочу тебя кинуть и подставить, можно одновременно, чтобы и на бабки, и в глазах общества уронить ниже плинтуса. Чтобы точно не взлетела и не получила власть в руки. Хочу тебя…

Меня раздирало от противоречивых чувств. Я ненавидел эту женщину и в то же время боялся заглядывать ей в глаза. Эти глаза выворачивали мне душу. Сказать, что вчера я испугался — ничего не сказать. Не ожидал такого предательства от собственного тела. Руки трясутся, загривок вспотел, во рту пересохло. А сегодня так и тянуло оказаться рядом, схватить в охапку, повторить тот вчерашний удар молнии, чтобы до самых печёнок проняло. Докатился.

Сколько через мои руки прошло бытовухи на почве отношений между мужчиной и женщиной — не счесть. И каждый раз я дивился, как можно потерять разум и человеческий облик из-за безответной любви или измены.

Ничего лучше не могли придумать? Что за бредни⁈ —