думал я, выслушивая показания убийц и насильников о помутнении рассудка, потемнении в глазах и трясущихся руках. Да вы просто конченые уроды, а не вот это всё, что красочно живописуете, давя на жалость.

А сейчас поймал себя на сравнении симптомов и сам охренел. Один-в-один! Вот так оно, значит, бывает? Это реально так и работает? Да ну нахрен. Я на такое не подписывался. Да было бы из-за кого! А то Темникова.

Пришлось даже напомнить себе, что с этого знакомства я хочу получить профит, а значит, слабину давать нельзя. Поэтому сегодня в мою задачу входило держаться на расстоянии и понаблюдать за ответной реакцией. Если она обнаружится, это упростит мне жизнь. А если нет? Если выяснится, что Волох сох по Темниковой в одностороннем порядке, так сказать? Тогда я в заднице.

Выкручусь, конечно. Можно общаться через посредника. Или вовсе забыть адрес редакции, так оно надёжнее будет. Вершить свои дела из-за кулис даже удобнее.

Не дождавшись ответа, Алла вздохнула и спросила в лоб:

— И во что ты влез?

— Самому интересно. Я же сказал, не помню.

— Сегодня приходил человек, спрашивал про тебя.

— Кто⁈ — подался я вперёд.

— Представился как товарищ Иванов из органов. Но я ему не поверила.

— Почему?

— Профессиональное чутьё. Да и всех, кто занимался твоими поисками, я выучила за эти дни.

— Чего он хотел?

— Список всех, с кем ты контактировал в последние два дня перед пропажей, и осмотреть твоё рабочее место.

— А ты?

— А я соврала ему, что в редакции в эти дни ты не появлялся.

— Напрасно. Проверить эту информацию ничего не стоит.

— Дурак! Я же тебя пыталась защитить! — вскочила вдруг Алла. И в прекрасных глазах вот такенные слёзы.

— С чего бы это?

— Егор, что с тобой? Ты правда ничего не помнишь?

— Правда.

— И Катю не помнишь?

— Однокурсницу? Саша вчера что-то говорил про неё. Нет, не помню.

— Но меня ты вспомнил?

— Это как-то само собой получилось.

— Ох, Егор.

— А что не так?

— Всё не так. С чего вдруг тебе терять память? Да ещё так выборочно. Будет лучше, если ты всё мне расскажешь. Может, тебе помощь нужна?

— Нужна, очень нужна, — согласно кивнул я и потёр про себя руки.

Есть контакт! Что же, радует. Я не Волох, и продолжать сохнуть не планирую. А вот Алла, Алла — попалла. Вот этой линии и будем держаться. Как-нибудь совладаю я со своими странными реакциями. Пойду подымлю, глядишь и полегчает.

— Ты куда? Мы же разговариваем, — растерялась Темникова, подавшись вслед за мной.

А вот этого не надо. Не приближайся, женщина!

— Извини, отойду на пять минут.

Я сбежал курить. Выхватил Сашу Милюкова из группы товарищей и повёл его за угол здания.

— За мной! — махнул я ему, доставая непослушными руками сигареты.

— Ты что, начал курить? — недоверчиво спросил тот, глядя на меня.

Первые две спички сломались о черкаш, и только тогда я осознал неприглядную истину — у меня руки трясутся. Снова. И внутри всё подпрыгивает и требует немедленно вернуться поближе к предмету вожделения. Просто катастрофа. Как я должен работать в таких условиях?

— А, — отмахнулся я от дыма и любопытного приятеля, — фигня вопрос. Ты лучше ответь: что у меня с Аллой?

— С Аллой? Почему ты спрашиваешь? Ничего, просто коллеги.

— Хорошенькое ничего. А это что?

— Что?

— Вот это вот что? — продемонстрировал я свою трясучку. — Какого чёрта у меня на неё

такая реакция?

— Я думал, всё давно в прошлом. Ты же с Катей. И у Аллы жених.

— У меня ещё и Катя? — хохотнул я.

Вместо ответа Саша отвёл глаза и кивнул. А чего это мы глазоньки прячем? Имеем виды на чужую Катю? Так может она и не моя вовсе?

— Кстати, а где она?

— Катя? Я же говорил вчера — в отпуске.

— Интересное кино. Парень пропал, неделю его с ментами искали, а девушка где? По курортам разгуливает?

— Ты что! У неё же мама больная. Она в деревню уехала.

— Мама — это святое, — покивал я. — А ключики от кабинета она почему тебе оставила, напомни?

Сашка покраснел весь и сразу. Только голубые виноватые плошки мелькнули из-под бровей.

— Понятно.

— Да нет же, Егор, ты всё неправильно понял. Вы поссорились, и когда она уезжала, то не стала тебе звонить.

— Расслабься. Бывает.

— Ты не злишься?

— Я её даже не помню, с чего мне злиться? Может она косая, кривая и стерва редкостная в придачу.

— Да ты что! Катя, она знаешь какая! Ты же портрет видел. Красавица, умница…

— Ну да, спортменка, комсомолка… Посмотрим. Сейчас меня больше Алла волнует. Что ты там про прошлое сказал?

— Да это я так.

— Ну нет, договаривай уж. Что там в прошлом осталось?

— Я и не знаю толком. Ты, когда только пришёл в том году, какой-то шальной ходил. И все разговоры на Аллу сводил. И она как-то странно себя вела. Потом слухи пошли, мол, как она может, при живом женихе, а ты вчерашний студент. Бабский трёп, ерунда. А потом всё устаканилось, но в штат тебя не взяли, так что ты не каждый день приходил, и материалы сдавать старался при всех. И с Катей у вас всё хорошо было. Я думаю, ничего такого у вас с Аллой не было.

Конечно не было. Только жених до сих пор в категорию мужей не перешёл, Катя оказалась у мамы, несмотря на пропажу Егора, а по соседям и милициям бегала Алла.

— Спасибо, дружище. Ты меня успокоил, — затушил я окурок и похлопал по плечу Сашку.

— А что, она тебе и правда нравится? Ну, Алла.

— Вообще-то скорее наоборот, она мне напоминает одного человека, которого я жутко ненавижу. Поэтому надо что-то делать, пока меня шиза не накрыла.

— Так не бывает, — крикнул мне в спину Милюков. — Человек или нравится, или нет.

— Я тоже думал — не бывает, — буркнул я, не оборачиваясь.

Сейчас будет второй акт пьесы. Посмотрим, кто кого.

— Ты что, курил? — принюхалась Алла, стоило мне войти.

— Успокаивал нервы, — поправил я.

— С каких пор ты нервы сигаретами успокаиваешь?

— С недавних.

— Не узнаю тебя, Егор. Что происходит? Может, тебе помощь нужна? Так ты говори.

— Очень нужна. Но сначала ответь на один вопрос. Что это за слухи про нас с тобой? Сам-то я ничего не помню, но добрые люди поделились.

Ух ты! Как она краснеет лихо! В общем-то ответ мне уже не требовался, но было интересно услышать версию второй стороны.

— Слухи⁈ Кто болтает?

— Что за еврейская привычка отвечать вопросом на вопрос. Ты по существу ответь. Правда, нет?

— О таком не принято говорить. Тем более девушке.

— Я тебя что, соблазнил и бросил?

— Пошляк. Никто меня не соблазнял и не бросал.

— Тогда тем более не понимаю.

— Вот и забудь. Мало ли болтают.

— Ясно, — не удержался я от улыбки.

— Чего ты лыбишься?

— Нет, ничего.

— Нет, ты лыбишься.

— Да нет же. Что ж мне, и улыбнуться нельзя?

— Улыбнуться можно.

— Я тоже так думаю.

— А ухмылку эту спрячь, будь добр.

— Так ты мне поможешь?

— Наговорил гадостей, а теперь о помощи просишь?

— Ты сама предложила. Так поможешь?

— Смотря чем.

— У меня в голове сейчас полная каша, писать не могу. Обидно терять из-за этого работу. Прикроешь по профилю культуры и искусства? А я бы пока пришёл в себя, глядишь и восстановил профессиональные навыки.

— Прикрою, конечно. А тебе надо показаться врачу. Если всё так плохо, как ты говоришь, могут быть серьёзные последствия.

— Некогда мне сейчас по врачам бегать. В этом деле замешаны какие-то мутные личности. Надо выяснить, кому я дорогу перешёл в областной культуре. Предполагаю, что это связано с музейными ценностями. Будь добра, наведи справки по своим каналам, где я засветился за последнее время. Желательно окольными путями и через надёжных людей.

— Ну хорошо, узнаю. А ты…

— А для меня, пожалуйста, позвони на химкомбинат, скажи, что приедет журналист, нужен материал по шефской помощи детям. Скоро день защиты детей, все дела.

— Помощь детям? А это откуда?

— Так, личное.

— Очень, очень странная у тебя амнезия. Выборочная какая-то.

— Причём тут амнезия?