И идти не одному, а с гласными. Добиваться немедленного освобождения без всяких условий!

Когда депутация отбыла, встревоженные родители кинулись к Высичу с расспросами. Напряжение немного спало, но тут кто-то опять выкрикнул:

— Сколько можно ждать! Больше чем уверен, они ничего не добьются! Нужно всем идти к губернатору!

— И в случае отказа ударить в набат! — поддержал Вольфсон. — Призвать всех к оружию и спешить на выручку осажденным!

— Правильно!

— Все к дому губернатора!

— Пусть попробует отказать!

Толпа выплеснулась на улицу и двинулась к резиденции Азанчеева-Азанчевского. События в Народном доме взбудоражили весь город, и когда толпа оказалась под окнами губернаторского дома, она уже насчитывала почти тысячу человек.

3

Азанчеев-Азанчевский держался непреклонно:

— Я уже сказал вам, уважаемый Алексей Иванович, что мое решение окончательно.

— Но ваше превосходительство, — воскликнул Макушин. — Подумайте о последствиях!

Губернатор упрямо повторил:

— Я бы попросил не устраивать истерики. В Народном доме собрались антиправительственные элементы, и они должны быть арестованы.

Вмешался кто-то из гласных:

— Жители города опасно возбуждены, ваше превосходительство. Они готовы на все, может пролиться кровь.

— Тем хуже для зачинщиков!

— Если произойдут беспорядки, ваше превосходительство, ответственность падет на губернскую администрацию.

— Не беспокойтесь. Я сумею отчитаться перед Министерством внутренних дел. — Губернатор встал. — Господа! Не смею вас больше задерживать.

Переглянувшись, члены депутации потянулись было к выходу, но в кабинет торопливо вошел младший чиновник по особым поручениям и шепнул что-то на ухо губернатору.

— Господа, — поднял руку Азанчеев-Азанчевский, — прошу вас, подождите несколько минут.

И шагнул в дверь, ведущую в соседнюю комнату.

Увидев губернатора, с дивана вскочил жандармский агент.

— Ну, что там у вас? Докладывайте. Но покороче.

Агент вытянулся:

— Ваше превосходительство, под окнами вашего особняка собралась толпа. Собравшиеся грозят разнести все, если осада Народного дома не будет снята.

Губернатор помолчал. Наконец выговорил почти спокойно:

— Можете идти.

И, оставшись один, неторопливо и устало подошел к окну. Медленно приподнял тяжелую штору.

Да, толпа…

Вернувшись в кабинет, ни на кого не глядя, он приказал чиновнику по особым поручениям:

— Снимите казаков и солдат.

…Городского голову, появившегося на крыльце губернаторского дома, толпа встретила напряженным, даже враждебным молчанием.

— Господа! — взмахнул рукой Макушин. — Губернатор распорядился снять осаду.

Над толпой сразу пронесся восторженный гул:

— Победа!

— Ура!

— Качать Алексея Ивановича!

Макушин протестующе выставил перед собой ладони:

— Не стоит, господа! И вообще, довольно шуметь. Расходитесь, прошу вас.

Но кто-то уже бросил клич двигаться к Народному дому, и толпа шумно покатилась по улице.

Высич шел в толпе.

Солдат и казаков у Народного дома уже не было. Из здания выходили осажденные. Повсюду слышались радостные голоса, смех.

Среди студентов, остановившихся на перекрестке, Высич заметил Ментора. Подошел, тронул его за плечо. Тот обернулся:

— А, это вы, товарищ Никанор! Видели, как бежали сатрапы? Думали удушить революцию, не тут-то было! — Ментор торжествующе обернулся к сокурсникам: — Да здравствует революция!

Студенты подхватили:

— Долой самодержавие!

— Долой тиранов!

— Да здравствует Учредительное собрание!

Высич улыбнулся, спросил негромко:

— Путника не встречали?

— Товарища из Новониколаевска? — уточнил Ментор и кивнул. — Я видел его. Он просил передать, что будет ожидать вас у Веры.

— Спасибо.

…Обеспокоенная долгим отсутствием постояльца, Вера чутко вслушивалась в каждый звук, сама удивляясь, что это она так странно волнуется за крепкого, явно умеющего постоять за себя мужчину? Услышав шаги, радостно бросилась навстречу:

— Вы? — чуть разочарованно проговорила она.

— А что, Путник еще не вернулся? — спросил Высич, удивленно подняв брови.

— Еще нет… Я слышала, у Народного дома волнения…

Высич, уловив в голосе девушки тревогу, успокоительно

заметил:

— Ничего страшного. Все там утряслось. — И спросил: — Чайком угостите?

Наливая чай, Вера задумалась, и Высичу пришлось окликнуть ее:

— Боюсь, вы ошпарите руку.

Вера, ойкнув, поспешно закрыла кран самовара.

— Задержался где-то…

Высич молча кивнул. Он вдруг понял, девушке не до разговоров, и не стал ей мешать. Сидели, пили чай молча.

Приближающиеся шаги услышали одновременно. Высич сам открыл дверь. Обрадовался, увидев Петра:

— Где пропадаешь?

— Гимназистов разводил, по домам, — весело оправдывался Петр. — Страшновато было одних отпускать.

— Да, — покачал головой Высич. — Казаки и солдаты раздражены, они не то что гимназистов, они старух и младенцев готовы бить.

Вера, волнуясь, передала чашку Белову. Он взял ее, не замечая состояния девушки, спросил у Высича:

— Завтра в Городской управе митинг. Примем участие?

— Обязательно! — кивнул Высич. — Будут наши ораторы, нельзя либералов без присмотра оставлять. Публики, думаю, соберется много, сегодняшняя осада только подлила масла в огонь. Слышал, люди на случай новой осады хотят прийти с продуктами.

Вера покраснела:

— Я вам тоже приготовлю что-нибудь.

Высич улыбнулся:

— Не стоит. Отсиживаться — это не лучший метод борьбы. И уж в любом случае — не наш.

Петр тоже улыбнулся.

Глядя на раскрасневшуюся довольную девушку, он произнес негромко, словно подведя чему-то итог:

— Похоже, скоро решится: или мы, или они…

4

К двенадцати часам дня Петр и Высич пришли в Городскую управу.

Народу собралось много, более полутора тысяч, а публика все прибывала.

— Действительно, с провизией, — хмыкнул Петр, указывая Высичу на господина с корзинкой в руке. Под салфеткой угадывалась то ли бутыль, то ли крынка. — Здорово подготовились!

— Ладно, — усмехнулся Высич. — Идем. Сейчас выступления начнутся.

— Первым на сцену вышел присяжный поверенный Вологодский.

Его слушали внимательно, но оживления в зале его речь не вызвала. Все те же старые призывы решать все возникающие проблемы мирным путем и тем же мирным путем добиваться принятия конституции, ограничивающей власть монарха.

К трем часам зал был забит, митинг пришлось перенести в Общественное собрание. Ходили по рукам прокламации, то и дело слышалось:

— Долой сатрапа!

— Да здравствует Учредительное собрание!

Высич и Петр с трудом отыскали место на хорах.

Либеральные ораторы, возглавляемые Вологодским, безуспешно пытались унять страсти. Их доводы выглядели бледными, предлагаемая тактика — половинчатой. В конце концов, доведенные до отчаяния улюлюканьем и насмешками, либералы оставили зал.

Руководство собранием перешло к большевикам.

Обстановка в зале все больше накалялась, но когда распорядитель, невысокий плотный мужчина в кожанке, назвал очередного оратора, в зале вдруг наступила тишина.

Темноглазый высокий человек вышел на сцену и поднял руку — Кто это? — склонившись к Высичу, поинтересовался Петр.

— Броннер. Учился в университете, был исключен за революционную деятельность, продолжил медицинское образование в Берлине. Входил в группу содействия «Искре».

Петр уважительно покачал