на ноги и повернулся лицом к дому Андрея Семёновича. Он готовился умереть достойно, и вид пустого участка шокировал его куда больше, чем шокировал бы вид мужчины, занёсшего над ним кулаки.

— Хитрая скотина…

Дмитрий Юрьевич понял, что маньяк ухитрился не допустить роковую ошибку.

Глава 8

51.

Оцепенение проходило постепенно. Андрей Семёнович пытался избавиться от пелены, внезапно заполнившей черепную коробку. Зайдя в дом, он едва не рухнул на колени, так сильно дрожали мышцы. Кухню он преодолел, цепляясь руками за стол и стены, по дороге снёс стул, но даже не попытался его поднять.

— Пашка! — взревел он.

Пашка не проснулся. Сиплый храп доносился из его комнаты на втором этаже. Кое-как удерживая равновесие, Андрей Семёнович рухнул на протяжно застонавшие под его весом ступени. Давно ведь собирался починить лестницу, да всё руки не доходили…

— Пашка! Скотина, Пашка!

Сын заворочался на втором этаже, но не откликнулся. Злоба всё сильнее разгоралась в душе мужчины. Почему у всех дети нормальными родятся, а у него народилось вот это вот?..

— Паша!

Мускулы Андрея Семёновича постепенно расходились. Как в случаях, когда он долго находился на сильном морозе, и потом отогревался движением. Разве что без сильной боли. К середине лестницы он уже мог идти прямо, не наваливаясь на хлипкие перила.

— Пашка, говнюк! Я тебе так сейчас вломлю, слышишь?!

Умственно отсталый, наконец, проснулся. Глухо заворочался на кровати, застонал, потягиваясь. Андрей Семёнович ввалился в комнату, и Пашка заорал испуганно и возмущённо: он спал в расстёгнутых и спущенных до колен штанах, и отец застал его на месте преступления. Но мужчину это не интересовало. Крепко ухватив сына за шиворот, он сволок его с кровати на пол, отвесив на всякий случай подзатыльник свободной рукой.

— Приводи себя в порядок, живо! Через две минуты на кухне чтоб был!

Парень, перепуганный видом своего отца и его злостью, торопливо закивал, пытаясь раскатать свернувшиеся в жгут трусы и натянуть их вместе со штанами. Сплюнув на пол, Андрей Семёнович быстро шагнул на лестницу. Сковывавшее его совсем недавно оцепенение прошло, и в его голове зарождался план. Девчонка, хотя и непредумышленно, подставила его под удар. Но возможность спастись у него ещё оставалась. Главное теперь — действовать быстро.

52.

Ажиотаж вокруг леса стих. Грачёвцы, поначалу принимавшие участие в поисках, к третьему дню вернулись к своим домам, участкам и домашнему скоту. Волонтёры измотались, проведя двое суток практически без сна, и не отыскав в лесной чаще никаких следов пропавшей. Наташа, с красными воспалёнными глазами, побледневшая и вялая, прихлёбывала чёрный кофе из жестяной чашки и хмуро глядела на своё изрядно поредевшее войско.

Очень скоро они оставят это место поисков. Останутся самые упорные, сформируют свой собственный штаб. А она, в соответствии с полученными от волонтёрской организации инструкциями, отправится на новое место, искать нового потеряшку. У них не хватало ресурсов на затяжные операции, поэтому максимум усилий организация бросала на первые трое суток, когда, согласно статистике, шансы отыскать пропавшего живым наиболее высокие.

И, если следующие поиски пройдут более удачно, то после возвращения к своей обычной жизни, она не будет мучиться от чувства вины перед Катей и её роднёй слишком долго. У каждого волонтёра личное кладбище не меньше, чем у реаниматологов или хирургов. Но к каждой новой отметке в списке тех, кого отыскать не удалось, Наташа относилась очень болезненно.

53.

Поначалу дядька Митяй рассчитывал добраться прямиком до участкового, но силы оставили его примерно на половине пути. Сгорбившись, он сошёл с пыльной дороги и с громким вздохом уселся на лавочку возле одного из домиков, старого и покосившегося, помнившего как времена расцвета Грачёвска, так и самое начало его упадка. Дверь приоткрылась, и в щель выглянула старушка, чьё сморщенное маленькое личико напоминало обезьянью мордочку.

— Ми… — старушка замялась. — Митька, ты штоль? Митя?

Дядька Митяй обернулся, и бабка со вздохом отшатнулась, судорожно крестясь.

— Шойта… Митя, шойта с тобою…

Старик улыбнулся, чувствуя, как корка запёкшейся крови на лице покрывается трещинами. Кожа под ней зудела, будто на его щеках и подбородке копошились тысячи мелких жучков.

— По морде получил, не видишь?

— Ох ты, батюшки святы…

Ещё раз торопливо перекрестившись, старушка вышла из дома, старательно прикрыв за собой дверь, и присела на лавочку рядом с Дмитрием Юрьевичем. Кроме сочувствия, в её глазах стало появляться жадное любопытство.

— А хтойта тебя так, а, Мить?

Не прекращая улыбаться, избитый дед сунул в рот «козью ногу» и, с трудом сжав её мелко дрожащими губами, закурил. Он не торопился с ответом. Дядька Митяй не мог открыто противостоять стареющему, но всё ещё сильному мужику — его худому и измученному болезнями телу было попросту нечего противопоставить кабаньей туше Андрея Семёновича. Но сможет ли толстяк противостоять сплетням?..

— Андрей Семёныч.

Бабка прищурилась и прислонила сложенную лодочкой ладошку к уху:

— Ася? Чаво?

— Андрей Семёныч! Андрей Семёныч! Пашки-дурачка отец!

— Чаво-о-о?!

— Андрей Семёныч! — рявкнул дядька Митяй так, что во дворе ближайшего дома загавкала собака.

— Да слыхала, слыхала я! — обиделась бабка. — А чаво он тебя тузить вздумал? Чаво не поделили?

Глубоко затянувшись и неторопливо выпуская дым, старик огляделся по сторонам, как бы проверяя, не подслушивает кто. Городок уже проснулся, и по улицам ходили редкие в ранний час прохожие, но дядька Митяй сделал вид, что не замечает их.

— Слыхала, у Маринки Зотовой племянница пропала?

Бабка отшатнулась, удивлённо взглянув на своего собеседника.

— И чаво? Ну, слыхала. Ты штоль скрал-то?

И старушка, чрезвычайно довольная своей шуткой, тоненько захихикала, трясясь всем своим тщедушным тельцем.

— Он украл.

Старуха прекратила смеяться, удивлённо уставившись на Дмитрия Юрьевича. Тот наклонился к ней, будто сообщил эту новость тихо, едва различимо. На самом же деле ему приходилось почти что орать, чтобы она расслышала его. Моргнув пару раз, бабка приоткрыла рот, но дядька Митяй перебил её, растопыренными указательным и средним пальцем показав на свои глаза.

— Сам видел! — рявкнул он. — Тащил её в гараж! Она без сознания валялась, кровь капала!

Бабка снова зажала рот ладошкой и принялась креститься. А дядька Митяй ввернул, не удержавшись:

— Не человек он, а Зверь!

— Ох-хо, ой лишенько… — причитала старуха, безумным взглядом обводя улицу.

В доме напротив приоткрылась дверь, и на улицу, рукой придерживая не завязанный под подбородком платок, высунулась другая старуха: в противовес первой — огромная толстуха с красным лицом.

— Матвеевна, что случилось? — утробно пробасила она. — Что там у вас?

Дядька Митяй не ответил. Зато сухонькая старушка, уже принявшая на веру его рассказ, закричала со слезой в