Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Приятного аппетита… Сука…
И тугая струя мочи с характерным звенящим звуком ударилась о дно миски.
— Сука… — повторил мужчина.
Кате показалось, что он задержался ненадолго у двери, собираясь вернуться и нанести ещё один удар. Но маньяк этого не сделал. Дверь захлопнулась, отсекая крохотный подвал от внешнего мира.
50.
Андрей Семёнович поставил маскирующую вход в подвал пластину на место автоматически, даже не понимая, что он делает. На четвереньках вылез из смотровой ямы и повалился на спину, хрипло дыша и обливаясь потом. Воздух приходилось заталкивать в лёгкие с усилием, как будто он надувал воздушный шарик внутри себя. Колоссальное напряжение разрывало его на части, выворачивало каждый сустав его огромного тела, дёргало каждый скрытый под слоем жира мощный мускул.
— А-а-а… — произнёс он, широко раззявив рот. — А…
Звенящая тишина раннего утра придавила его, как бетонная плита. И чтобы разрушить её, он заорал. Его крик длился, длился и длился. Он, без сомнения, разбудил тех соседей, что ещё спали, но на это мужчине плевать хотел. Плевал он и на то, что теперь о нём подумают, его не пугало то, что он лежит на полу своего гаража, с измазанным кровью лицом и орёт, бессмысленно выпучив налившиеся кровью глаза в потолок. Окружающего мира для него больше не существовало, он мигнул и погас, растворившись в диком вопле.
Но Андрей Семёнович существовать для окружающего мира не перестал. И потому дядька Митяй, успевший подкрасться к ветхим воротам и прижаться подбородком к верхней перекладине, чтобы лучше видеть участок, испуганно вздрогнул, охнув и едва не потеряв равновесие. Сперва он даже не понял, что этот чудовищный вопль издаёт человек, и первая его мысль была о Звере.
— Так-то Зверь и есть… — пробормотал городской сумасшедший.
Ноги сами понесли его в сторону дома Валентина Георгиевича, но старик заставил себя остановиться. Он не знал точно, отчего так вопит спрятавшееся под личиной человека чудовище, но понимал, что есть вероятность того, что именно сейчас в гараже идёт бой. Возможно, именно сейчас Зверь рвёт на части девчонку, а та каким-то образом сумела причинить боль своему противнику…
Развернувшись на месте так быстро, как позволяли измученные артритом суставы, Дмитрий Юрьевич заковылял к воротам. Открыть их оказалось проще простого: просунуть руку между металлических прутьев, подцепить крючок… Створка распахнулась с противным скрипом, и именно этот резкий звук обратил внимание дядьки Митяя на то, что в воздухе снова разлилась утренняя тишина. Неестественная тишина, как перед бурей.
Стиснув зубы, чтобы дрожащий подбородок не выдавал его страха и волнения, дядька Митяй как мог быстро поковылял к покрашенному облупившейся зелёной краской гаражу. Сейчас он войдёт туда и… Что он будет делать, если увидит лежащий на верстаке труп Кати, вскрытый и наполовину разделанный, как свинья на бойне, он не знал. Даже не задумывался об этом. Перед ним рисовалась чёткая картина того, как он хватается за влажную от росы ручку двери и рывком распахивает её, а дальше начиналась сплошная чернота.
Ему оставалось всего шаг или два до гаража, когда дверь, которую он собирался открыть, распахнулась сама. И старик оказался лицом к лицу с Андреем Семёновичем. Со Зверем, в этом он больше не сомневался. Слабый вздох сорвался с губ старика и растворился в стремительно теплеющем воздухе быстрее, чем достиг ушей Андрея Семёновича.
Мужчина выглядел ужасно. На лице красовался боевой индейский окрас. Царапины, продолжавшие кровоточить, делили его лицо на две неравные половины. Одежда, грязная и насквозь мокрая от пота, прилипла к телу, под мышками и на животе расплылись огромные пятна. Но хуже всего выглядели глаза. Тусклые и неподвижные, словно их обладатель скончался уже несколько дней назад и продолжает ходить по земле лишь по инерции, раз за разом совершая привычные действия. И дополнял это впечатление запах. Мерзкий запах разложения, тухлого мяса, дерьма и беспощадного, животного страха.
Дядька Митяй отшатнулся от неожиданно встреченного чудовища. Старик раскрывал и закрывал рот, силясь не то закричать, не то заговорить с мужчиной. Содрогнувшись, Дмитрий Юрьевич попытался спастись, отступая назад и держа перед собой скрещенные на уровне лица предплечья, словно щит.
Не переменившись в лице, Андрей Семёнович сделал два неторопливых шага и выбросил руку вперёд. Это даже сложно было назвать ударом: мужчина не вкладывал в него ни силу, ни вес. Но для древнего старика хватило и этого: пудовый кулак попросту снёс тонкие хрупкие руки дядьки Митяя. Костлявые предплечья врезались в его лицо, и он рухнул на колени с тихим стоном. Из разбитого носа двумя ручейками побежала кровь.
Андрей Семёнович, всё ещё не осознававший происходящего, застыл перед своим противником в неестественной позе. Со стороны могло показаться, что он стоит, пытаясь понять, не нужна ли дядьке Митяю помощь, и одновременно разминает кисть правой руки, двигая ей за спиной… Он искал нож. Широкий хищный клинок, закреплённый на деревянной ручке, обычно висящий в чехле у него на поясе. Нож, который по чистой случайности остался лежать на столе рядом с пачкой сигарет.
Не вставая с колен, дядька Митяй отшатнулся от мужчины. Зуд снова дёргал все его мышцы, заставляя дрожать и кривить лицо. И в этот раз вместе с зудом пришла паника. У него больше не оставалось сомнений в том, кем является Андрей Семёнович, и старик с ужасающей чёткостью понял, что не в силах бороться с таким чудовищем. Нелепо перебирая длинными, как у паука, конечностями, он пополз к выходу с участка. Ему пришлось повернуться к Андрею Семёновичу спиной, и каждую секунду он ожидал удара, вжимая голову в плечи.
Но удара не последовало. Старик не видел, что стоявший над ним мужчина, сомнамбулически покачиваясь, повернулся к дому и, с трудом переставляя ноги, зашагал прочь. Скуля и размазывая кровь по лицу, старик выполз за пределы участка. На дороге он почувствовал себя увереннее. Он не видел этого, но знал, что во всех ближайших домах затрепетали края занавесок, приподнятые руками живущих в них старух. Даже если Зверь убьёт его сейчас, отмыться у монстра уже не получится. Так или иначе, дядька Митяй победит.
Окрылённый этой мыслью, старик поднялся