– И «лимонку» бы мне. На всякий случай.

– На, бери, – вкрутил в гранату запал Лученок. – Сам не подорвись.

Двадцатилетний сержант Костя Денисов вживался в экипаж труднее, чем остальные. Он был типично домашним парнем. Единственный ребенок в семье, в меру избалованный, избегавший шумных уличных игр, далекий от всяких забот и слабо развитый физически. Зато на «отлично» закончил десятилетку и без труда поступил в институт.

Мать, занимавшая должность в райкоме профсоюзов, добилась, чтобы сына не отправили в военное училище, а оставили в институте, где он учился на радиоинженера. Рассчитывала протянуть время, а там что-то изменится, и ее любимый Костя, совершенно не приспособленный к военной службе, подучится и станет инженером или техником на одном из многочисленных предприятий города Куйбышев.

Осенью сорок второго года Костю неожиданно призвали и направили на курсы военных радиотехников. Говорили, что готовят для авиации, но по окончании учебы Денисов попал в тяжелый самоходно-артиллерийский полк.

Он рассчитывал, что займет независимую, по его мнению, самую важную должность в экипаже, но служба оказалась совсем иной. Вместе со всеми он копал огромные капониры в местах стоянки самоходки. Сразу набил кровавые мозоли, что вызвало у остальных не сочувствие, а насмешки. От рытья его никто не освободил, лишь выдали рукавицы.

До одури чистил вместе с остальными ствол орудия, наваливаясь всем телом на тяжеленный банник. Таскал ведрами солярку, нес ночные дежурства, а его рация считалась как бы довеском к службе. Но безропотность и терпеливость позволили ему со временем вписаться в экипаж, а сейчас вот даже послали в разведку с рябым ефрейтором, который считал, что немецкий танк «Тигр» – женского рода, и, судя по всему, грамотностью не отличался.

Пехотинец носил потрескавшиеся старые ботинки с обмотками, гимнастерка выгорела от солнца до белизны, а на спине дурацким горбом топорщился чем-то набитый вещмешок. Дошли до того места, где остановился взвод во главе со старшим сержантом.

– Чего застряли? – попытался взять командирский тон Костя Денисов по прозвищу Студент.

Но старший сержант, командир взвода, сразу поставил его на место:

– Тебя не спросили. За амбаром танк в засаде прижух, сходи глянь. Обойдешь вон тот дом, там наши с пулеметом засели. И впереди еще голоса. Танк наверняка не один.

– Почему разведку не выслали? – попытался удержать инициативу радист. – Вас здесь целый взвод.

– Потому что умных, вроде тебя, мало, – сплюнул старший сержант. – Четверых потеряли, пока на танках сюда катили, и двое в селе погибли. Сунемся без поддержки, остальных перебьют. Шагай, не тяни волынку.

Костя полез через плетень, его сопровождал все тот же рябой ефрейтор с вещмешком и винтовкой наперевес. Сам Денисов держал автомат за плечом. Опасности он пока не видел, а пригнувшийся ефрейтор казался смешным в своей ненужной осторожности.

Пока перелезал через плетень, ободрал о прутья руки, а спрыгнув, оказался в крапиве. Обожгло крепко. Костя невольно вскрикнул, торопливо выбираясь из жгучих зарослей.

– Тише ты, – хлопнул его по плечу пехотинец. – Фрицы услышат.

Расчет «дегтярева» из двух человек прятался возле дома, тоже за плетнем. Косте объяснили, если он осторожно продвинется еще шагов на полста, то увидит танк. Этот участок ему предстояло пройти одному. Ефрейтор остался со своими.

– Чего толпой туда переть? – объяснил он свое решение. – Сам приглядишься, решишь, что и как.

– Струсил, рябой, – отыгрался на нем за высокомерие командира десанта Костя Денисов.

Ефрейтор никак не отреагировал, а радист, держа ППШ наготове, осторожно двинулся вперед. Путь преградили сараи и прочие хозяйственные постройки, слепленные в одну кучу. Пришлось делать крюк. Полста шагов превращались в долгое кружение.

Преодолев ручей, который протекал прямо через сад, он вдруг уловил негромкие голоса. Произносились чужие слова. Костя, понимавший по-немецки, различил даже обрывки разговора. Речь шла о том, что день будет жарким, а русские пока медлят.

Радист замер, сердце колотилось так, что, казалось, его непременно услышат. С минуту он стоял неподвижно, с усилием сдерживая желание броситься назад. Убьют, возьмут в плен, заколют штыками… По лицу катились крупные капли пота.

Костя разглядел наконец и танк. Вернее, это был не танк, а самоходная установка, массивная, с длинной пушкой, но приземистая, словно припавшая к земле. Он вспомнил, что видел такие на учебных плакатах, только там у них была очень короткая пушка, какой-то обрубок. Эта машина отличалась нагромождением брони, утопленной внутрь рубкой, и являлась каким-то новым образцом.

Денисов попятился, понемногу ускоряя ход, не заметив, что пригибается точно так же, как ефрейтор, которого он поддел за трусость. Вскоре радист запутался в постройках и плетнях. Выбрался на огороженный скотный двор, заляпанный коровьими блинами. Это была околица, он явно шел не туда. Кроме того, Костя вспомнил, что он так и не добрался до амбара, за которым тоже пряталась какая-то машина, по словам ефрейтора, «Тигр». Он определил направление по солнцу и снова полез через плетни, кусты, крапиву. Где-то рядом находилась центральная улица и этот чертов амбар.

У студента Денисова не было никакого военного опыта, но страх и осторожность спасли его. Он часто останавливался, прислушивался, оглядываясь по сторонам, а палец лежал на спусковом крючке автомата.

На немецкий пулеметный расчет он наткнулся едва не в упор, но вовремя остановился. Двое солдат в легких серо-голубых френчах с подвернутыми рукавами сидели на бруствере неглубокого окопа. Пулемет на треноге с дырчатым кожухом ствола был изготовлен к стрельбе. Из казенника свисала лента, набитая блестящими желтыми патронами.

Третий из расчета стоял возле яблони и наблюдал за улицей. Отсюда открывался вид на сельскую площадь, бревенчатое здание сельсовета (или местной управы) и чертов амбар, сложенный из светло-серых крупных кирпичей. И точно такое же приземистое штурмовое орудие, которое он видел в саду, стояло за углом, готовое выскочить и открыть огонь вдоль улицы.

Теперь оставалось лишь незаметно исчезнуть. Пулеметчики на бруствере грызли яблоки, о чем-то негромко переговаривались. Хотя оба были без касок (они лежали рядом), но расслабленности не чувствовалось. Они просто спокойно ждали, а унтер-офицер, в каске, с кобурой, внимательно наблюдал.

Денисов сделал один, следом другой шаг. Он переставлял ноги осторожно и не производил никакого шума. Но глаза были невольно прикованы к спине старшего расчета. Унтер-офицер словно почувствовал чужой взгляд и обернулся. Это был рослый, широкий в плечах человек лет тридцати. Он не схватился за кобуру, увидев русского. Понял, что не успеет, – ствол автомата смотрел ему в грудь.

– Спокойно, – тихо сказал он по-немецки и осторожно поднял раскрытые ладони, в которых ничего не было.

Затем сделал знак, показывая, что русский может идти. Не надо стрельбы, разойдемся мирно. Движения ладоней были медленными. В них читалось: «Иди… иди, парень. Не надо стрелять, оба пропадем». И Костя Денисов машинально кивал головой в ответ, продолжая отступать.