Когда машины готовились тронуться, раненный в руки десантник крикнул:

– Оставьте кого-нибудь с нами! Фрицы появятся, на куски изрежут.

Сержант приказал остаться своему контуженому радисту и взял на его место танкиста из экипажа подбитой утром машины. Радист, чем-то похожий на Костю Денисова, растерянно осматривался.

– Как же мы тут одни?

– У вас два автомата и гранаты. Стреляй и никого близко не подпускай.

На южной окраине шел бой. Две «тридцатьчетверки» вели беглый огонь. Горели несколько домов и сараев, взрывы ломали деревья, поджигали постройки.

Проехали мимо тел убитых десантников. Их лежало пять или шесть, видимо, попали под пулеметный огонь. Одну из противотанковых пушек разбили прямым попаданием. Расчет другой спешно цеплял «семидесятипятку» к легкому вездеходу.

«Тридцатьчетверка» торопливо выстрелила. Промахнулась. Второй раз не дал пальнуть вкопанный на холме сбоку дороги Т-3, тоже с удлиненным орудием. Бронебойная болванка ударила в укатанную дорогу в метре от гусениц. Отрикошетила, выбив сноп мелких камней, и врезалась в бревенчатую стену дома, пробив и перекосив его.

– Ближе подойдем. Там одна башня торчит, а снарядов кот наплакал.

Тем временем вездеход резво уходил через переулки. На ухабах подскакивала пушка. Вслед этой сцепке стреляли, но поймать в прицел мелькающее пятно не сумели. Мешал выдвинуться Т-3, посылавший снаряды сверху вниз.

Самоходка Чистякова шла на скорости, отчасти прикрытая кустами и бугром, который становился на подъеме выше. Коля Серов пытался перекричать рев мотора:

– Я эти Т-3 еще в конце сорок первого помню. Смотреть не на что. Пушчонка – «полусотка» и броня – так себе, а сейчас лобовую защиту сантиметров семь, как у нас, сделали.

На ухабе прикусил язык и отчаянно заматерился, сплевывая кровь.

– Меньше болтай, в прицел смотри. Тимофей, сворачивай влево.

– Там же бугор. Встанем, как памятник.

– Вон в ту прогалину проскочи.

Риск был велик. Чистяков явно терял выдержку. Бой в деревне, который по замыслам командиров давно было пора завершить смелым рывком, затягивался. Рота Сенченко была крепко побита, наверное, ни одной целой машины не осталось.

– В прогалину, мать его! – рычал Лученок, выводя тяжелую установку в указанное место.

Сразу оказались на верхушке бугра. По дороге гнал вездеход с противотанковой пушкой на прицепе. Кузов был заполнен солдатами, столбом поднималась известковая пыль. Обозленный на весь мир механик рванул вперед, собираясь смять всей массой фрицев с их вездеходом и пушкой.

Не успел. Лишь окунулся в густую молочную взвесь, из которой неслись автоматные трассеры едва избежавших гибели артиллеристов. Лученок поступил не слишком умно, но, видно, тоже не выдержали нервы, да и цель была заманчивая.

О его ошибке тут же напомнила пушка Т-3. Самоходку спасло известковое облако, да и выскочив на дорогу, они оказались в мертвом пространстве. Снаряд прошел выше и врезался в склон, подняв новые клубы белой взвеси.

– Где танк? – кричал Чистяков, высунувшись из люка.

– Наш, что ли? Отстал давно.

– Немецкий… закопанный.

– Кажись, там – неопределенно отозвался Коля Серов.

В прицел он не смотрел – бесполезно. Сидел наготове у орудия, готовый стрелять куда попало.

– Тимофей, гони вверх по дороге.

Младший лейтенант хотел как можно быстрее выскочить из проклятой взвеси, которая заполнила мучнистой пылью не только дорогу между буграми, но и все пространство внутри самоходки.

– На бугор – и сразу поворот влево.

– Догадаюсь, – отозвался Лученок, разгоняя машину, чтобы одолеть крутой подъем.

На середине бугра едва не скатились вниз. Пополз под многотонной тяжестью тонкий слой почвы вместе с травой. Двигатель ревел, сотрясая машину, гусеницы прокручивались, выбрасывая вместе с выхлопами дыма крошево земли, травы, осколков известняка.

Тимофей зацепил гребнями гусеницы каменистый выступ и, преодолев опасное место, вскарабкался вверх. Сразу крутанулся, поставив машину орудием к торчавшей из земли сантиметров на семьдесят танковой башне.

Стрелять было бесполезно, теперь башня Т-3 оказалась в мертвой точке, слишком низко для орудия самоходки. Пушка была повернута в сторону ревущей и лязгающей на подъеме «тридцатьчетверки», которая никуда не делась и, словно привязанная, шла за машиной Чистякова.

– Дави, – сумел прохрипеть мгновенно пересохшим горлом младший лейтенант.

Полста метров под уклон СУ-152 пролетела за несколько секунд. Столько же понадобилось командиру панцера Т-3, чтобы развернуть свою удлиненную пушку.

Она выстрелила в тот момент, когда сорок пять тонн металла обрушились на башню. Самоходка согнула пушку, сплющила командирскую башенку и, выдирая гребнями траков решетки жалюзи, выскочила из капонира. Снаряд взорвался в стволе. Заряд пороха и бронебойная болванка разорвали пушку на изгибе. Язык огня хлестнул вдоль днища самоходки, кусок ствола вылетел из-под кормы и закувыркался, вспахивая землю.

Командир «тридцатьчетверки» с заклинившей башней, увидев вспышку и волну пламени из-под кормы, решил, что самоходку подожгли. Экипаж Чистякова в те доли секунды, пока давили на ходу вражеский танк, почувствовал удар в днище и жар, проникнувший во все отверстия машины.

Лученок отогнал самоходку метров на двадцать. Вмятый в землю Т-3 дымил, затем из сорванной командирской башенки выплеснулся язык пламени. Из бортовых люков выскакивал экипаж, двое тянули за руки раненого камрада.

«Тридцатьчетверка» не могла повернуть башню. Командир и заряжающий, высунувшись, открыли огонь из автомата и пистолета. Один танкист упал, остальные скатились по склону бугра.

Коля Серов бил по ним из трофейного МП-40 длинными очередями. Ствол задирало, и хотя контуженые танкисты, шатаясь, брели неподалеку, он сумел задеть лишь одного. С руганью принялся перезаряжать оружие, но Чистяков втянул его на место.

– А ну, к прицелу! Высматривай артиллерию.

Отсюда с холма деревня Сухая Терёшка была видна как на ладони. У окраины дымила «тридцатьчетверка», разбитая и сожженная в начале атаки. Горели два немецких штурмовых орудия, дома, сараи.

Старший лейтенант Сенченко наступал в паре со старшиной Кочетовым, следом шли десантники. Оба танка стреляли из пушек и пулеметов, пехота тоже вела огонь, швыряя гранаты в подозрительные места. Стоял такой треск, будто развернулось целое сражение.

Редкие группы немецких солдат отступали под прикрытием пулеметов. Из-за домов вынырнул грузовичок с тентом, в него спешно карабкались отступающие. Происходило все это без паники. Людей прикрывал миномет, который втащили в кузов, когда машина загрузилась.