По мере того как процессия с неподвижным свертком двигалась мимо (как ни странно) готовых «ледяных мешков», а потом к порогу изолятора номер четыре, воздух сотрясали отточенные до совершенства, цветистые, многоэтажные ругательства.

Наступило краткое молчание; санитары с носилками стали пятиться назад. Дебора уже собиралась вернуться на свой наблюдательный пункт у окна спальни, когда у нее на глазах последний санитар присоединился к остальным. Его нелепое перемещение не укладывалось в голове, смешило, пугало и шло вразрез с законами Ньютона: бедняга летел. С невозмутимым видом он распростерся в воздухе, будто обязался сверять свой жизненный путь с заданной траекторией.

Но покоя не нашел, а рухнул на пол, шумно и неуклюже; его спутники остановились и резко развернулись. У Деборы вырвался тяжелый вздох разочарования. В конечном счете оказалось, что это простой смертный.

Ни в полете, ни в падении этот человек не пострадал и чудом не был затоптан гурьбой медиков, которые бросились усмирять источник его движущей силы. Пациенты ринулись следом, чтобы поглазеть и позабавиться. Перед открытой дверью стояла мисс Корал. Все ее тщедушное существо было наэлектризовано. Эти волосы сожжены добела, тихо выговорила Дебора по-ирски. Трое мужчин, которые надумали сдвинуть с места мисс Корал, выглядели довольно жалко, когда приняли на себя резкие выпады ее жилистого тела; она буквально разбросала добровольцев по сторонам, уставившись в пространство пустым, ничего не выражающим взглядом. Когда в потасовку ввязались другие, мисс Корал и вовсе осталась не у дел, потому что у ее ног образовалась свалка. Элен, гроза всего отделения, почувствовала неминуемый удар по своему королевскому статусу: она бросилась в безлюдный холл, к оставшемуся без присмотра сестринскому посту, вырвала из петель шпингалеты, собственной массой вынесла дверь, швырнула ее в холл и ринулась обратно, вооружаясь тем, что попадалось под руку. Сильвия, которая неумело высеченным барельефом вжималась в стену, не выдержала напряжения, взорвалась и бросилась на Элен прямо по щепкам, подносам, лекарствам, ложкам и полотенцам. Кто-то нажал тревожную кнопку; на вызов примчались еще двенадцать человек, чтобы подавить бунт и упаковать Элен и Сильвию в «ледяные мешки». А мисс Корал, похоже, осталась без внимания: за ней просто затворили дверь — и дело с концом.

— Неплохо, — сказала Ли проходившей мимо Деборе. — Согласись, такого мы давненько не видали.

— Жаль, конечно, что я не успела к шкафу с препаратами, — в задумчивости произнесла Дебора. — Никогда бы не подумала, что хрупкая старушенция может швырнуть по воздуху здорового дядьку.

— Она тут сидела два года назад. Я сама видела, как она запустила в обидчиков кроватью. Не то чтобы сдвинула койку с места, а именно швырнула по воздуху. Кстати, эта старушенция образована лучше нас всех.

— Лучше Элен?

— Тьфу, не сравнить! Знает четыре или пять языков, хотя по профессии математичка, что ли. Она как-то пыталась мне растолковать, но я, как ты знаешь, и шести классов не закончила. — Ли огляделась и стала нетерпеливо ходить кругами, чтобы вернуть мир в установленные рамки.

Прошло четверо суток; дверь мисс Корал распахнули настежь, открыв пациентке доступ на просторы отделения. Через пару часов она неуверенно подошла к порогу и увидела сидевшую напротив Дебору.

— Здравствуйте, — сказала та.

— Ну, здравствуй… Не слишком ли ты молода для такого заведения? — Старческий голос не скрипел, но растягивал гласные, как водится в самых южных штатах.

— Уж извините, что я так молода, — ответила Дебора с обидой, граничившей с позерством. — Молодые имеют такое же право сходить с ума, как и все прочие.

Вторая фраза получилась какой-то жалобной, однако, к удивлению Деборы, эта боевая, нечеловеческой силы старуха, приветливо улыбнувшись, произнесла:

— Наверно, так и есть, хотя раньше я над этим не задумывалась.

Неутолимая жажда общения, на четыре с лишним часа пригвоздившая Дебору к полу, не дала ей возможности проявить учтивость и даже терпение.

— Ли Миллер говорит, вы знаете языки и математику. Это правда?

— Что я слышу: она до сих пор здесь? Это плохо, — закудахтала мисс Корал.

— И вы говорите на всех этих языках?

— Боже упаси! В мое время нас обучали только чтению и письму, да и то лишь затем, чтобы читать классиков в оригинале.

— Но вы хотя бы помните эти языки?

Мисс Корал взглянула на Дебору, как Антеррабей, остановившийся в своем падении; молнии голубых глаз и наэлектризованные седые волосы могли воспламенить все, что горит. Старушка задержала на ней взгляд.

— Чего ты хочешь? — спросила она.

— Брать у вас уроки.

Резкие морщины будто разгладились, жилистое тело обмякло, глаза подернулись влагой.

— Я нездорова, — сказала мисс Корал. — Я давно и серьезно больна, память уже не та. В силу возраста я могу допускать ошибки… — (Дебора видела, что она противостоит невидимому, жестокому избиению и пытается не сгибаться), — а моя болезнь…

— Это все не важно.

— Хватит, я устала, — выговорила мисс Корал, отступая назад, в пустой изолятор. — Немного погодя приму решение и поставлю тебя в известность. — И с грохотом захлопнула за собой тяжелую дверь без ручки.

Сидя на сквозняке, которым тянуло из-под двери, Дебора слышала приглушенные звуки борьбы: ругань и крики, падения и удары. Мимо шла санитарка.

— Вроде я оставляла эту дверь открытой… что там происходит?

— Корал против Корал: бракоразводный процесс. Тяжба за опеку над ребенком.

— Блау, ты же наверняка видела, как она выходила. Неужели она сама закрылась в изоляторе?

— Вероятно, ей не хватает общения, — сказала Дебора.

Санитарка отвернулась и нога за ногу отправилась по кабинетам, чтобы получить длинную цепь разрешений. Дебора, вновь усевшись напротив двери, высыпала из кармана все свои сокровища. Среди них нашлись два окурка, подобранных за рассеянной практиканткой. На самом деле это были добрые половинки сигарет. Дебора подошла к койке Ли Миллер и в знак благодарности сунула их ей под подушку. Свой долг Сильвии она уже отдала.

Прошло немало времени, прежде чем в холле появилась медсестра. Сидя у двери мисс Корал, Дебора чувствовала неистребимую вину сопричастности; субстанция ее разлилась по всему отделению и на всех отразилась мучением. Она несла символическую ответственность за каждую битву, что бушевала за этой дверью. И вместе с тем ей вспоминались слова Карлы: болезнь — это переполненный стакан, и пара капель, подлитых Деборой, не делает большой разницы. Так лежит на ней ответственность или нет?

Не в силах ответить себе на этот вопрос, она выбросила его из головы. Через некоторое время в изоляторе наступило затишье, и мертвенно-изнеможенный голос мисс Корал из-за двери позвал:

— Деточка… деточка… ты еще там?