— Темный Конь? — Шарисса еще не могла ничего видеть, немогла даже ощущать свое собственное тело; но память, по крайней мере,возвращалась. Сейчас это представлялось наибольшей ценностью, которой онаобладала.

— Ну, тебе, пожалуй, хватит. А теперь обратно — туда, гдетебе и место.

— Пустота поглотит тебя, повелитель Бара…

— Темный Конь? — Шарисса с усилием попыталась открыть глаза.Припомнила, как на нее напали. Она проявила глупость. Что-то в заклинании,наложенном на лампу, дало Тезерени знать, что она освободилась во второй раз.Заклинание было простым, доступным многим враадам — а она не подумала об этом.

Почему, однако, лампа? К чему затуманивать ее чувства, еслиони собирались похитить ее?

— Тебя что-нибудь беспокоит? — спросил из темноты БаракасТезерени.

Тусклая полоска света прорезала бесконечную черную пустоту.Пока волшебница боролась, полоса сделалась шире, в ней появились темные силуэтыи что-то задвигалось.

— Темный Конь, где…

— Ш-ш-ш! Не спешите, госпожа моя Шарисса. Вы спали большетрех дней. Именно от этого ваше тело онемело. Потребуется время, чтобыразогнать кровь.

— Баракас. — Она превратила это имя в проклятие. — Что высделали с Темным Конем? Со мной? — Шарисса теперь смутно ощущала свое тело. Онапопробовала пошевелить руками, но не поняла, удалось ли ей это.

— Со временем поймете, госпожа моя. Вскоре вы даже будетеопределять собственную судьбу.

— Да отберут у вас безликие дар речи! — вскричала она,вложив в ответ всю свою восстановившуюся силу. В тревоге она ощутила, что из-засвоего гнева соскальзывает обратно, в темноту.

— Я предупреждал вас, что не надо спешить. Из-за вашейвспышки у вас, наверное, появится ужасная головная боль.

Шарисса попыталась обратиться к жизненной силе мира, нообнаружила внутри себя барьер, который не позволял сотворить даже самое малоеиз заклинаний. Это был провал в памяти — как будто каждый раз, когда онастремилась что-то сделать, ее внимание слабело как раз настолько, чтобы этапопытка не удалась.

Что-то обвивается вокруг ее шеи…

— Что вы сделали со мной, Баракас?

Его фигура — это могла быть лишь его фигура — стала большой,почти заполняя все ее поле зрения. Она могла находиться не больше чем в двухшагах, однако Шарисса все еще видела ее нечетко.

— Просто кое-что, чтобы вы не совершили опрометчивыхпоступков. Надо кое о чем поговорить — после того как вы получите возможностьувидеть, что мы свершили и что мы намереваемся сделать.

— Мой отец этого не потерпит, Баракас! Как и Силести! Онивдвоем соберут достаточно сторонников, чтобы сокрушить вашу жалкую маленькуюармию.

Ее тело снова почти целиком принадлежало ей, хотя сейчас этововсе и не представлялось большой победой. Каждый мускул вопил от боли — инеудивительно, так как она три дня пролежала неподвижно. Волшебница с усилиемпротянула руку к горлу.

— Это не снимется, если я не захочу.

— И вы ожидаете, что я буду выполнять все, что вы захотите,если вы обращаетесь со мной подобным образом? Что вы сделали с Темным Конем? Я,кажется, слышала…

— С ним все будет хорошо. Он не оставил мне никакого выбора.Возможно, вы сможете убедить его вести себя должным образом, когда получитевозможность оценить, чего мы достигли.

Огромная фигура в латах стала медленно обретать различимыечерты. Шарисса с трудом смогла приподняться настолько, чтобы опереться налокти. Это позволило ей лучше следить за холодными глазами Баракаса.

— Вы чересчур поэтизируете, повелитель Тезерени, но все этикрасивые слова и знакомая речь убеждают меня лишь в том, что вам не следуетдоверять. — Она сжала зубы, зная, как ее следующие слова, наверное, подействуютна него. — Вы вообще не имеете никакого понятия о чести. Я скорее поверю в то,что улыбка дрейка не имеет ничего общего с тем, что ему хочется есть, чем водно из ваших обещаний.

Тыльной стороной руки он сильно ударил ее по правой щеке.Шарисса повернулась набок, задыхаясь, с кровоточащим носом, но удовлетвореннаяреакцией Баракаса. Она была также рада, что на Баракасе не оказалось латныхперчаток.

Снова повернувшись к «гостеприимному хозяину», она показалаему отметины — свидетельства его гнева.

— Как я и сказала: никакого понятия о чести. Баракаспристально глядел на свою руку, как будто та предала его. Затем поднял глаза,изучая ее пострадавшее лицо, и нахмурился.

— Мои глубочайшие извинения, госпожа моя Шарисса Зери. Я неспал с того момента, как вы вынудили нас заняться вами. Я пришлю кого-нибудь,кто займется вашими ушибами и заодно принесет вам поесть. Завтра, после тогокак мы оба отдохнем, я покажу вам мой мир. — Без дальнейших прощаний Баракасбыстро повернулся и направился к выходу из комнаты, который приходящая в себяволшебница только теперь смогла увидеть.

— Баракас! Если вы думаете, что я стану просто ждать здесь…— Шарисса нетвердо встала на ноги и сделала несколько шагов вслед заповелителем драконов, который к этому времени уже вышел в коридор.

Держа руку на двери, Баракас последний раз взглянул наШариссу… и хлопнул толстой деревянной дверью, закрыв ее. Шарисса услышала звукключа, поворачиваемого в замке, и сквозь зубы произнесла как проклятие:

— Баракас!

Она попыталась толкнуть дверь рукой. Та не поддалась.Шарисса знала, что так будет, но не могла не попробовать.

— Проклятие вам, Тезерени! — У нее подкашивались ноги. Изпоследних сил волшебница, спотыкаясь, добралась обратно до простой кровати —единственной, как она теперь видела, мебели в комнате, за исключением одинокогостула в углу. Ноги отказали ей как раз тогда, когда она заползла на кровать.

Шарисса перекатилась на спину и огляделась. Узкая щель впотолке лишь едва пропускала солнечный свет. В остальном для освещения служилодин факел, однако в серой, строгой комнате и нечему было привлекать взор.

Три дня! А где был ее отец? Где были другие враады? Баракаснаконец разрушил неустойчивый мир, который существовал, начиная с созданиятриумвирата. Не окружала ли уже сейчас армия восточный квартал города враадов?И если окружала, то почему она не слышит ничего?