Стоп! Палата!

Хватаюсь за голову. Нужно перейти в обычную. У Морозова я теперь и копейки не возьму.

«Ну ты и красава! – усмехается внутренний голос. – У тебя же нет ничего! Детям ты ничего не купила. Ничего не собрала. Да и все вещи лежат в квартире, которую купил Тимофей. Что же теперь делать, а?»

– Ты чего не спишь? – возвращается в палату Надежда. – Отдохнула бы…

А увидев на столе листок с заявлением, роняет с усмешкой.

– А-а… То есть ты решила стать независимой и свободной? С двумя детьми?

В карих глазах полыхает огонь и пренебрежение. Трудно понять, о чем думает подружка Морозова. Но и так ясно. Она не на моей стороне.

– Ты бы поговорила с ним, – замечает устало. – Лер, ну так нельзя. Ты и себя вымотала и ему житья не даешь. А то Тиме и без тебя забот мало…

– Какие у него заботы? – отмахиваюсь легкомысленно. – Он же мажор…

– Кто? Тима? Да не смеши, – фыркает Надежда. – Ты о нем ничего не знаешь. А берешься судить. Я, например, его очень уважаю. За характер, за силу воли и дикое жизнелюбие.

– А у меня другие сведения, – пытаюсь возразить, но Надя пригвождает меня взглядом.

– Вместо того, чтобы собирать сплетни по углам, спросила бы напрямую. А ты злая, Лера. И эгоистка страшная. Носишься со своими страхами, как с писанной торбой. Да и маленькая ты еще… А тут двойня!

– Что значит маленькая? – охаю я. – Мне двадцать три года.

– Ну и что? – фыркает Надежда. – А ума у тебя как у трехлетки. Тима все для тебя делает… А ты…

– А я хочу жить спокойно! И не ждать, когда он отберет дочек. И из палаты этой хочу в обычную перейти…

– Попробуй, – пожимает медсестра плечами. – Детей сразу вернут в детское отделение. Да и в послеродовом нет свободных мест.

– Я все равно с Виктором Петровичем поговорю…

– Поговори, только он через три дня вернется. А без его ведома тут и муха не пролетит. Знаешь, он какой строгий.

– А куда он уехал? – охаю растерянно.

– В отпуск, – недовольно отрезает она и добавляет в сердцах. – К Тиме рванул. Говорят, сотрясение сильное. А он от госпитализации отказался. От чужих врачей тоже… Вот Торганов и кинулся на помощь. А ты сидишь тут, злорадствуешь.

– Я не… – закрываю лицо руками.

Стыдно-то как, господи!

– Его сильно ударили? – спрашиваю еле слышно.

– А то ты сама не видела! – отрезает Надежда и решительно проходит в спальню. Внимательно смотрит на мониторы. Там все ровно и спокойно. Готовит смесь и подгузники.

И замечает тихо.

– Девчонки, ну хоть вы своей маме скажите.

Захожу следом. Смотрю на спящих дочек.

– Ты хоть о детях подумай, – шипит Надя.

– Хорошо, – киваю я, всхлипывая. – А что с Тимофеем? Он жив? И почему в больницу не хочет? Там же врачи есть в этом Иваново.

– Ему деньги не просто так даются, – осуждающе роняет Надя. – Он какое-то опасное дело ведет. Весь на нервах. А тут ты еще…

– Но я же не знала…

– А если б знала, то тогда можно мужику нервы мотать?

– Уходи, Надя, – говорю спокойно и тихо. – Я сама справлюсь.

– Уйду, когда меня уволит мой работодатель, – отрезает она. – А у тебя гонору много, Лера. Тебе лишь бы на своем настоять. А каково детям потом будет, плевать…

– Неправда, – восклицаю растерянно. И обрываю саму себя.

Стоп. Не перегибай палку. Со стороны выглядит моя попытка защититься выглядит откровенным шантажом. Но у меня же точные сведения о Морозове. Точнее и быть не может!

Дико раскалывается голова. Я плыву между реальностью и забытьем. Выныриваю силой воли. Нельзя расслабляться. Меня дома дочки ждут. И Лера…

«Правильно тебе дали!» – вспоминаю не самое доброе пожелание. Усмехаюсь горько. Но от каждого движения боль усиливается. Поправляю пакет со льдом на темечке. И снова пытаюсь понять, чем вызвано Лерино отношение ко мне. Не обижал вроде. В черный список занес. Так могла бы в офис позвонить. На визитке были еще телефоны, кроме сотового. И адрес.

Но Лера сделала из меня врага. И борется со мной, как может. Вон, ультиматум выдвинула моментально.

Интересно, чем я заслужил такое? Кто ж тебя застращал, девочка? Почему ненавидишь меня? И самое главное, за что?

Мысли путаются от боли. Выпив лекарство, прикрываю глаза.

– У тебя сотрясение, Тима, – тихо бурчит Богдан. – К врачу бы надо.

– Где мы? Что за хата? – оглядываю мутным взглядом маленькую комнатку, скорее похожую на чулан, заставленный всяким шмотьем.

– У дружбана моего, – нехотя роняет Богдан. – Вместе служили… Он тут в пригороде живет. Дом от бабки достался.

– Почему не в гостинице? – вздыхаю, морщась от неяркого света.

– Ага, в гостинице! – едко замечает Дан. – А куда мне тебя было везти? Ты же в машине вырубился. Тут хоть человек свой. Если кто нападет, впишется. Около колонии ждали тебя, Тима. И в гостинице засада, наверное… Нападение с Анквистом связано, не иначе. Во я и решил не рисковать.

Может, Богдан и прав. Но у меня сейчас сил не хватает на размышления. Голова раскалывается. Не до аналитики сейчас.

Темечко противно холодит от компресса.

– На, забери, – протягиваю ледяной сверток. Закрываю глаза. И будто проваливаюсь в какую-то яму. Лечу в темноте и снова выныриваю на поверхность.

– Вроде не сильно меня ударили, – замечаю жалостливо.

– Да как попасть, – морщится Богдан. – Я Торганова вызвал. Пусть посмотрит.

– Ты ничего не перепутал? – стараюсь не смеяться. Но даже от легких движений боль усиливается. – Я вроде не рожаю.

– А кому я тебя доверю? – сварливо бухтит Богдан. – Он таблетки прописал обезболивающие. Сейчас смотаюсь за ними. А ты лежи тихо.

Рассмешил.

– Да куда я пойду? – отмахиваюсь небрежно.

Пытаюсь сосредоточиться. Надо составить хоть какой-то мало-мальски годный план.

Я же пообещал девчонке. Нужно ее вытащить. А для этого необходим крутой адвокат. Предположим, я оплачу его услуги. Нетрепливый. Имеющий вес в криминальном мире. Перебираю мысленно всех своих знакомых. Нет таких! Паша Литвин способен запугать любого. И морду начистит в два счета.

Да мало ли!

Поднимаюсь за айфоном. Кажется он так и остался в кармане куртки.

«Где она?» – оглядываюсь по сторонам. Кругом свалены какие-то вещи. Старые книги.

Ничего не найти. Но куртку я замечаю почти сразу. Вон она, валяется на кресле. Один шаг… Раньше бы даже не задумался. А сейчас…