Он не дрогнул, когда выписал ей чек на 100 000 долларов, которые помогли спасти школу. Он также передал ей небольшой пакет, который велел открыть, когда она вернется в Монреаль. Но любопытство взяло верх над , и она открыла пакет во время перелета из Нью-Йорка. Она была потрясена, когда на столик с подносом вывалилось кольцо с бриллиантом идеальной огранки.

Отсутствие успехов Эдмонда в учебе, похоже, не беспокоило его родителей, поскольку высшее образование среди халабимов не особенно приветствовалось. Как отметил один из экспертов по сефардской культуре, "ассимиляция сефардов замедлилась... из-за того, что многие, особенно выходцы из Сирии, стремились оставаться в деловых кругах и не посылать своих детей в университеты, устраняя главную силу, побуждающую к отказу от традиционных устоев". В четырнадцать лет Эдмон бросил школу и занялся семейным бизнесом.

Сафрасы жили в роскоши в Бейруте, космополитическом франкоязычном приморском центре, который часто называют Парижем Ближнего Востока. Во времена французского мандата и даже во время Второй мировой войны сплоченная община из примерно пяти тысяч евреев жила относительно комфортной жизнью, защищенная от оголтелого антисемитизма, бушевавшего в Европе. Когда Эдмон был подростком, у него был собственный камердинер. Его отец считался важным покровителем в городе, к нему обращались за разрешением споров между евреями и за пожертвованиями на синагоги и еврейские школы. Он даже оплатил строительство мечети для мусульманского населения Бейрута, расположенной через дорогу от его банка.

Но благополучный мир был разрушен после окончания Второй мировой войны, когда еврейские беженцы начали пробираться в Палестину и требовать создания еврейского государства. По всему Ближнему Востоку разъяренные толпы арабских националистов ополчились на евреев. В 1947 году арабские националисты сожгли еврейские предприятия, в том числе старые офисы компании Safra Frères и синагоги в Алеппо. Год спустя евреи в Сирии стали жертвами жестоких антиеврейских законов, которые не позволяли им продавать свою собственность и замораживали их активы. Насилие и антисемитизм вскоре распространились и на Бейрут: разгневанные арабы начали пикетировать Якоба Сафру и его банк. Тем не менее, ливанское правительство было терпимо к евреям; оно не наказывало их за "грехи" сионистов и после основания государства Израиль в 1948 году продолжало предоставлять гражданство новым иммигрантам.

Но после антисемитских пикетов перед его банком в Бейруте Джейкоб почувствовал, что пора уезжать. Он разделил семью, отправив двух младших сыновей, Джозефа и Моиза, в школу-интернат в Англии. На Эдмона была возложена важная задача - найти безопасное убежище в другом уголке мира, где клан мог бы стать гражданами и спокойно заниматься бизнесом. В шестнадцать лет Эдмон впервые в своей юной жизни сел на самолет. Он отправился в Италию в сопровождении своего камердинера и Жака Тавиля, одного из самых доверенных банкиров отца. Поселившись в итальянской финансовой столице Милане, Сафра и Тавиль основали небольшую торговую компанию, которая занималась торговлей товарами и золотом на Ближнем Востоке и в Европе. Бизнес был успешным, но молодой Эдмон явно чувствовал себя гражданином второго сорта в стране, где ему приходилось каждые три месяца отмечаться у иммиграционных властей, чтобы продлить визу. Особенно нервничая перед первой такой встречей, Эдмон посоветовался с другом, который сказал ему, что лучший способ справиться с любой ситуацией - это выдать как можно меньше информации, и эта философия будет служить ему до конца жизни, поскольку он избегал публичности, чтобы защитить себя и своих клиентов.

"Если тебя спросят, как ты попал в страну - через окно? "Просто нет. А не: "Я вошел через дверь"".

Эдмонд искал стабильную страну, где он мог бы легко войти в дверь и основать семейный бизнес, который будет расти и процветать на протяжении веков. "Я не спешу делать деньги", - сказал он BusinessWeek в 1994 году. "Я хочу построить банк, который просуществует 1000 лет".

После посещения бумажной фабрики клиента в Бразилии Эдмонд написал отцу длинное письмо, в котором убеждал его поселиться в этой богатой ресурсами, стабильной и процветающей стране Южного полушария. Сафрасы переехали в Рио-де-Жанейро, прибыв туда сразу после ежегодного празднования Карнавала, 3 марта 1954 года. Приморский космополитичный город , должно быть, напомнил им их дом в Бейруте, но шестидесятитрехлетний патриарх Джейкоб не был впечатлен. Он быстро понял, что Рио-де-Жанейро не является серьезной столицей международных финансов. Он бросил семью и переехал в Сан-Паулу, где они присоединились к большой волне сефардских евреев, спасавшихся от насилия и антисемитизма на Ближнем Востоке.

В Сан-Паулу сефарды держались особняком и не имели ничего общего с более авторитетными евреями-ашкеназами из России и Польши, которые прибыли сюда раньше и основали в регионе синагоги и религиозные школы. Как и на протяжении многих веков, сефарды создали свои собственные религиозные общины, которые продолжают функционировать независимо от евреев-ашкенази. На протяжении веков эти две группы относились друг к другу с некоторым недоверием. Европейские евреи-ашкенази, некоторые из которых считают себя более просвещенными и образованными из двух групп, часто считают своих сефардов малообразованными, крайне клановыми, консервативными и склонными к суевериям. Термин "сефарды" был впервые применен к евреям, изгнанным из Испании и Португалии после 1492 года, но позже к ним стали относить и евреев, живших на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Внутри сефардской общины халабим, как и сафра, еще больше обособились друг от друга. В Сан-Паулу сирийские еврейские иммигранты основали свои собственные тесные синагоги и школы и, как правило, вступали в брак в своем узком кругу. К середине 1980-х годов в Бразилии насчитывалось 50 000 евреев-сефардов - вторая по величине община за пределами Франции.

В 1957 году, через три года после приезда в Рио-де-Жанейро, Эдмон, которому не исполнилось и двадцати пяти лет, стал гражданином Бразилии. Но его амбиции лежали в другом месте: даже подав прошение о гражданстве, он улетел в Женеву, чтобы основать новый банк. Заняв деньги у родственников и группы бразильских инвесторов, Эдмонд в 1956 году заложил основу того, что стало Банком развития торговли - финансового учреждения, которое делало то, что в прошлом делали многие поколения банков Сафра: защищало сефардов и арабов в одеяниях . Когда банк официально начал принимать вклады, он привлек сотни богатых халабимов и других сефардских евреев, которые бежали с Ближнего Востока и Африки, чтобы вновь обосноваться в Милане, Рио, Сан-Паулу, Париже, Буэнос-Айресе и Нью-Йорке. Банк также принимал арабских вкладчиков. Те, кто нуждался в надежном месте для хранения своих средств, знали, что имени Сафра можно доверять, особенно теперь, когда оно стояло за банком в главном убежище для беглого капитала со всего