ее нужд. Среди бумаг находилась исповедь маркизы, в которой Мари-Мадлен признавалась во всех своих смертных грехах, в т. ч. в отравлении собственного отца, почтенного судьи г-на Д. д’Обре, и двух своих братьев, а также в покушении на жизнь сестры, родной дочери и мужа. Жидкости во флакончиках оказались ядами пролонгированного действия. Не сумев заполучить шкатулку, маркиза скрылась за границей, а полиция довольствовалась арестом пособников ее злодеяний.

Де Бренвилье 3 года мыкалась за кордоном, пока ее не нашли и не привезли в Париж. Де ла Рейни тем временем выяснил, что де Сент-Круа профессионально занимался изготовлением и торговлей «итальянскими ядами» на основе мышьяка. Этими ядами маркиза и отравила своих родичей, предварительно опробовав их эффективность на своих слугах и убогих пациентах больницы. Распутница прибегла к помощи нескольких любовников, и те в течение 3–8 месяцев подсыпали отраву несчастным в еду. Убийства вполне можно было назвать «идеальными», т. к. врачи, вскрывая трупы, ни разу не обнаружили следов отравления. Все свои злодеяния изуверка творила ради наживы, желая остаться единственной преемницей отцовского наследства. Непонятно только, зачем она пыталась убить дочь. Неужели только за то, что она ее считала «дурой»? Нет, де Бренвилье не была сумасшедшей или маньячкой, а вполне нормальной дочерью своего времени. Тогда многие священники приходили в ужас от исповедей мирян, моривших своих родственников, как тараканов. Полиция раскрутила одного из слуг маркизы – камердинера Лашоссе. После полученных от него сведений о злодеяниях хозяйки соучастника колесовали.

Когда отравительница предстала перед верховным судом парижского парламента, улики против нее были неопровержимыми. Король предоставил суду карт-бланш – осуществить правосудие «независимо от звания».

Два с половиной месяца (29 апреля – 16 июля 1976 г.) де Бренвилье отрицала обвинения, но затем, убоявшись Страшного суда и не менее страшных пыток на земле, призналась в содеянном – убийствах и попытке суицида.

17 июля маркизу пытали «питьем». Хотя де Бренвилье на суде заявила: «Половина тех, кого я знаю, – людей знатных, – занята тем же, что и я… Я потяну их за собой, если решу заговорить» (И. Д. Гадаскина, Н. А. Толоконцев), но никаких имен не назвала.

После публичного покаяния перед главным порталом собора Парижской богоматери маркиза взошла на эшафот на Гревской площади. Первой красавице двора отрубили голову, труп сожгли, а прах развеяли.

Общество, в котором счастье многих его членов строилось на обретаемом наследстве, было повержено в шок и всеобщий страх вместо христианской любви получить от ближнего яд. Никогда, наверное, семейные узы не были так пропитаны ядом подозрения, как в эпоху правления Людовика XIV. К ужасу обывателей и элиты, после казни маркизы число отравлений не пошло на убыль, а только возросло. Как оказалось, де Бренвилье подала многим знатным дамам пример, как надо обращаться с немилым сердцу муженьком или папашей. Столица наполнилась гадалками, знахарями, алхимиками, чуть ли не открыто рекламировавшими «эликсир наследства». Вынужденный вмешаться в ситуацию, монарх повелел шефу полиции разобраться с торговцами ядом.

В 1677–1678 гг. «де ла Рейни удалось вскрыть настоящее оккультное подполье, завязанное в своей деятельности на интригах и семейных тайнах высшего света». Ключевой фигурой обвинения стала разжившаяся на своем ремесле гадалка-отравительница Катрин Монвуазен (ла вуазен – «соседка»), торговка ядами и главная посредница в этой торговле. «Соседушка» имела обширную сеть клиентов, включая жен версальских придворных – «мадам де Вивон (золовки мадам де Монтеспан, недавней официальной фаворитки короля), графини Суассонской (племянницы покойного кардинала Мазарини), ее сестры герцогини Бульонской и даже маршала Люксембурга». Обвиняемой были названы «мадам де Пулайон, жены некоторых судей, а также графиня Рурская, виконтесса де Полиньяк… И даже Расин, имя которого упоминается в связи с таинственной смертью его любовницы Дю Парк» (Ф. Поттешер). Одним и тем же клиентам благодетельница сначала предсказывала смерть их богатых родственников, а затем – для верности сказанного – продавала им яд.

«Под пытками Монвуазен оговорила многих. В вину ей вменялись страшные преступления, включая убийство младенцев во время черных месс, которые творил ее соучастник, аббат Гибур. Подразумевалось, что заказчицей преступлений являлась мадам Монтеспан, стремившаяся извести своих соперниц и вернуть себе милость короля». Обвинение Ф.-А. Монтеспан – фаворитки Людовика XIV, от которой он имел 7 внебрачных детей, положило начало конца этому делу – король вовсе не собирался отдавать маркизу под суд. Он уже был не рад, что заварил эту кашу и сделал процесс публичным.

Историки свидетельствуют, что высшее общество было не просто напугано, но и раздражено деятельностью Огненной палаты и особенно шефа полиции де ла Рейни. Еще бы – палата оказалась чрезвычайно эффективным средством по борьбе с преступностью. «За три года было проведено 210 сессий, вызвано на допрос 319 человек, из них 218 было арестовано, так как в той или иной степени они были связаны с алхимией, колдовством, черной магией, отравлением, 34 человека было казнено публично» (И. Гадаскина).

В феврале 1680 г. Монвуазен была сожжена на костре на Гревской площади; за этим последовало еще 33 смертных приговора, как правило, уличным торговцам ядами. Часть титулованных отравителей успела покинуть Францию. Маршал Ф. Люксембург сам явился в суд и был оправдан. Графине Суассонской (Олимпия Манчини), бывшей фаворитке монарха, подозреваемой в намерении отравить Луизу де Лавальер, любовницу короля, Людовик XIV предложил покинуть Францию. Мадам Монтеспан, как некоронованную королеву Франции, хоть и в отставке, государь пощадил.

Другие знатные подсудимые были подвергнуты опале, но, как правило, недолгой – больше для острастки. Главных свидетелей выслали из страны либо заточили в крепостях подальше от Парижа; алхимиков и колдунов посадили в тюрьмы до конца их дней. По приказу монарха, а также стараниями Кольбера, чьи сторонники в основном и были скомпрометированы, распустили Огненную палату, в которой заправляли люди Лувуа, а само дело замяли.

После смерти в 1709 г. де ла Рейни Людовик XIV «лично сжег в камине секретные документы, хранившие компромат на половину французской аристократии».

Охота на салемских ведьм

Борьба с ведовством была в свое время вполне достойным занятием, и тираж главного ее руководства – «Молота ведьм» в XV–XVII вв. сравнялся с тиражом Библии. В Европе той поры на ведьм списывали все природные катаклизмы, социальные бедствия, а также личные неприятности, за что тысячи несчастных женщин (мужчин и даже младенцев) горели на кострах или болтались в виселицах.

Суд над салемскими ведьмами. Рисунок 1876 г.

Главным пунктом обвинения была сознательная связь ведьмы с дьяволом. Подразумевалось, что обвиняемые за особые дары или сведения заключили договор с силами зла, продали им душу и отреклись от Господа. Судили же ведьм за конкретный «вред людям и их имуществу посредством сверхъестественных сил».