И в то же время он ловил себя на том, что панически боится даже вспоминать причину этого состояния — жуткая бездна настигала его почти мгновенно и накрывала, как параличом или паникой, липким покрывалом пота и обездвиженностью…

В середине смены совершенно ординарного и ничего не предвещавшего дежурства, на голографе, который суммировал всю информацию по визуальному контролю периметра границы и перед которым главный оператор обычно просиживал целые дни, работая и обдумывая свои планы, появился вдруг ужасный лик со сверкающей, в виде молнии-змеи, черной короной на голове.

— Ты меня видишь, малыш? — спросило лицо, в котором подвижность черт странно сочеталась с неподвижным взглядом.

Спросило как из бездны и словно сама Бездна посмотрела на главного оператора Системы и заговорила с ним. Лоро машинально, не отдавая себе отчета, кивнул, у него даже сомнения не возникло, к кому обратилось лицо, хотя дублирующие мониторы стояли у диспетчеров, а также в Советах и Синклите. Бездна разговаривала именно с ним! Эти коронные молнии били в него!

— Видишь! — удовлетворенно кивнул неизвестный, потом жестоко усмехнулся, как будто видел, как заструился пот по белому лицу Лоро, по вискам, загривку и дальше, по спине — к копчику, рождая мучительное ощущение беззащитности и неминуемой гибели.

— Теперь слушай меня внимательно!..

Холодная безжалостная сталь голоса разрезала грудь Лоро, обнажила сердце и заставила его затрепетать. Воля главного оператора оказалась раздавленной в одно мгновение, такой мощной рукой, какой, собственно, создаются или рушатся целые миры. Ему показалось даже, что и сам он — его хребет и грудная клетка с пташкой сердца, смяты безжалостной силой мироздания.

— Услуга, которую ты мне оказал, велика. Я помню. Ты заслужил награду… — Снова подобие усмешки. — В награду к тебе придет мой посланец и выслушает тебя… и одарит. А ты выслушаешь его…

Здесь лик даже не сподобился на усмешку, впрочем, главный оператор вряд ли отреагировал бы на нее, просто нижняя губа плотоядно изогнулась ядовитой змеёй короны. Мертвый голос гулял уже над руинами того, кто когда-то был Лоро, от него осталась губка, которая могла только впитывать страшные слова.

— Я надеюсь, ты не откажешься?.. — И лицо вдруг гулко и утробно захохотало.

Эта апокалиптическая картина добила Лоро, он потерял сознание. Его нашли бездыханным у пульта и спасло его от сыска только то, что потеряли сознание все, кто видели лицо и слышали голос, поскольку неизвестный применил суггесторезонатор, подавляющий волю.

Когда сознание к нему вернулось, он долго и с надеждой думал, что это бред, приказывая себе забыть это видение. Потом, через довольно длительное время, когда вернулась и способность размышлять, он вспомнил о записывающем дублере… и еще раз познал Бездну, вернее, она — его, снова. Сознание на этот раз он не потерял только потому, что рука его, судорожно и слепо тычась в панель, выключила запись до того, как лицо захохотало.

“Все! — сказал он себе. — Это конец!” Лицо теперь не казалось ему таким страшным, весь ужас был в глазах, от которых он не мог оторваться, а еще — в словах, которые он слышал и которые звучали теперь в нем днем и ночью. Лоро всерьез подумал, что он с такой ношей долго не проживет.

Кому это послание? Видели его многие, но то, что это Милорд знали только в Высших Советах Ассоциации. Все остальные могли только догадываться, кому принадлежит это лицо и к кому оно обращалось. Весть об этом разлетелась по городу мгновенно. Метрополия гудела. Кальвин искал адресат, прокручивая запись десятки раз. Он просматривал все донесения с мест, пытаясь найти зацепку, но, несмотря на явную открытость, послание было абсолютно анонимным.

Говорилось только о какой-то услуге и посланнике, а «малышей» в Ундзоре было не меньше, чем везде, тем более (и это прекрасно понимал не только Кальвин, но и все видевшие), что Милорд мог обратиться подобным образом почти к любому гражданину Ассоциации, мало кто сумел бы выглядеть рядом с ним не мальчиком для битья; да еще суггесторезонатор.

К тому же обращение могло носить провокативный характер. Явно. С целью внести сумятицу и подозрение в атмосферу как главного города, так и всей Ассоциации. Это тоже надо было учитывать и у Кальвина болела голова от этих загадок. Он почти ненавидел Томаса и потому воспринял незамедлительное решение Синклита о розыске Томаса, как справедливое.

Да, преступник, да — на стул, а при сопротивлении уничтожить!.. А что? Даже, если обращение Милорда не к нему, все началось именно с него, из-за его выходок. За Черту. Кальвин невольно усмехнулся каламбуру, и его упитанное лицо стало кислым. Искать… конечно, надо искать опасного сумасброда, но убивать?.. Он, во всяком случае, своим людям такого приказа не даст. Трон Пифии — да, Томас его заслужил своими фокусами, но уничтожение? Это кажется слишком. Да и как он посмотрит потом в глаза Сати?.. Ну, а если он не дастся, как было уже не раз? Кальвин тяжело вздохнул.

Лоро постепенно успокоился, не то чтобы совсем, но хотя бы по поводу ведомства Кальвина, временно. Были даже мысли: “не ко мне!” И он стал упорно работать над тем, чтобы отвести подозрения от себя. На кого? Это было ясно — на рыжего. И это было не трудно. В Ассоциации почти никто не сомневался, что послание — Томасу, об этом говорили вслух. И Лоро исправно лил на эту мельницу, правда, не сам — он был напуган, но не так чтобы совсем потерять инстинкт самосохранения.

Время шло, а он подбрасывал мелкими порциями и различными каналами материалы и версии своим диспетчерам, ведомству Моноро, другим ведомствам, оставаясь в тени. С помощью «старухи» еще можно было создать иллюзию преступного присутствия Томаса то там, то здесь, возле мест проникновения Дна на территорию Ассоциации. Сам же главный оператор демонстрировал полную незаинтересованность «делом Малыша», четкая работа Системы прежде всего!

Но нет ничего тайного в этом дурацком постинформационном мире, понимал он, все всплывает рано или поздно. И в нем зрела холодная решимость отчаяния. Он был загнан и потому ставил на кон все. “Мне