…Успокоившись, Настя заговорила без приглашения — сразу наконец-то и без предисловий, на удивление твердым голосом:

— Тринадцатого Таня приходила к Голубкову. Утром он занял у Виктора денег; ну, выпили, добавили… Весь день сидели.

Ничего себе!

— Потом Васька уснул, а Таня собралась домой: не караулить же его, пьяного… Оделась…

— …надела перчатки, — дополнила я.

— Да. Оделась, приоткрыла дверь… я так подробно — потому что сестра рассказывала…

Таня приоткрыла дверь и увидела Ксеню — та к ней спиной стояла, ждала, когда Виктор ей откроет. Ну, Витя впустил ее…

— Ксению Вадимовну, — уточнил Дима со своего места в темном углу.

— Ну да. Но вы примите во внимание: Таня — она же… она с утра с Васькой…

— Простите, перебью вас, Настя. При чем здесь Королева?

— Ну как же, Ксеня пришла к Виктору, — затараторила моль (бледная или нет — в темноте не видно), — сестра их увидела; она была не совсем в себе… то есть совсем не в себе… то есть не очень трезвая… Ну и, знаете, вспомнилось всякое…

Допустим. Значит, товарищ Баргомистров пал жертвой «воспоминаний». Интересно.

— Честно говоря, я думал, что план отмщения был разработан до мельчайших деталей, — заявил «страж-невидимка».

— Нет-нет, не было никакого плана. Таня говорила, что ей просто захотелось рассказать Вите про свою жизнь… Они так давно не виделись…

Ах, как печально.

Отчего-то «про жизнь» тянет рассказывать исключительно на пьяную голову.

— И что же дальше?

— Таня стояла за дверью. Голубков спал и ничего не слышал. Он ни в чем не виноват, конечно, но пусть лучше его осудят, чем мою сестру.

Ну разумеется! Сестру-то жалко, а беспризорного алкоголика Ваську — нет.

Кстати, а почему вездесущая Анастасия Игнатьевна ни словом не обмолвилась о визитах странной дамы к мистеру Голубкову? Тем более что теперь о «пропитой» супруге распространялась довольно долго. Впрочем, я про родственников Василия Семеновича спрашивала — о них мне и дали полный ответ.

Ладно, теперь это уже неважно.

— Итак, Татьяна Тимошенко терпеливо ждала, когда же наконец госпожа Королева соизволит покинуть гостеприимный дом Баргомистровых.

— Было слышно, как Ксеня и Виктор опять выясняли отношения, — продолжала мадемуазель Белова. — Таня говорила — это ее совсем не интересовало…

— И тем не менее она продолжала стоять и слушать. Вместо того чтобы спокойно отправиться домой и последовать примеру Голубкова: лечь спать.

— Потом сестра увидела, что Ксеня вся в слезах…

А может, их и не было, слезок, — сплошные домыслы.

— …выбежала из квартиры Баргомистровых…

То есть наконец-то убралась с глаз долой.

— …Ну и вошла.

Стоп! Неправда, милая леди.

— Помнится, Ксения Вадимовна говорила, что она, уходя, хлопнула дверью.

«Домохозяйка и гувернантка» покачала головой.

— Нет. Замок был на предохранителе.

— Ну хорошо. Пусть так. Ваша сестра вошла — и?..

— Таня говорила потом, что Баргомистров был зол как черт.

А Королева утверждала: как собака.

— Ну, удивился, конечно, откуда взялась бывшая жена. Но ведь Таня к нему — со всей душой!..

И с пьяными слезами.

— Сестра стала рассказывать, как сложилась ее жизнь… вернее, совсем не сложилась… Про дочку сказала. Он рассердился еще больше: почему не сообщила о ее рождении… В общем, разговора не получилось.

Было б удивительно, если бы случилось обратное.

— Таня, в конце концов, тоже разозлилась и перестала себя контролировать…

Ах, она, оказывается, до сих пор контролировала себя!

— …ну и не удержалась.

— Пристукнула бывшего любовника подсвечником, — уточнил Дима.

Страж порядка вечно вклинивался в разговор, когда меньше всего этого ожидаешь.

— Нет, друг мой, только обвинила во всех смертных грехах, — возразила я моей милиции.

— Да, — подтвердила моль.

— Что — да? — одновременно спросили мы с Димой.

— Таня заявила, что во всех ее несчастьях виноват Виктор, что он сломал ей жизнь… ну и все такое. Но сестра же, сами понимаете, была… это самое…

— Понимаем, — успокоила я.

— Баргомистров сказал: «Иди домой, проспись, после поговорим». Или что-то в этом роде. И — Таня рассказывала — отвернулся, встал к ней спиной. Ну, сестра и…

— На этот раз пристукнула, — удовлетворенно произнес Дима.

— Виктор, конечно, не ожидал удара…

Почему, интересно? Может, специально маковку подставил? Скажете же вы иной раз, сударыня!..

— В общем, муж Маргариты Вадимовны скончался на месте, и ваша сестра мгновенно протрезвела…

— Не совсем…

— Правильно. Иначе избавилась бы от канделябра. Кстати, Голубкову велено было нацарапать в «добровольном признании», что он сей компрометирующий предмет утопил. Почему же эта мысль не посетила Татьяну? Уж если она пришла в голову майору Смолину…

— Кому?

— Да есть такой… «обвинитель».

— Таня, полегче, пожалуйста, — подал голос Дима.

А я и забыла совсем, что Анатолий Алексевич есть непосредственное (ничего подобного — очень даже «посредственное») начальство «моей милиции».

— Извини, Димочка. Не знала, что на святое замахнулась. — И, не давая стражу порядка времени для ответа, обратилась к мольке: — Итак, Настя, — мы отвлеклись, — почему же подсвечник не оказался в Волге?

В углу обиженно засопели и затихли.

— Не удалось, — объяснила мадемуазель Белова. — На набережной было много народу.

В другом же месте избавиться от орудия убийства сумасшедшей даме даже в голову не пришло.

— Настенька, неужели у нас во всем Тарасове только один водоем?

— Таня была не в том состоянии… Вот вам… приходилось когда-нибудь лишать человека жизни?

Хм… Девица перешла в наступление. Молодец!

Ну, предположим.

Ответа, впрочем, ей не требовалось. Моль продолжила:

— Много вы при этом рассуждали?

Не особенно.

— И неужели никогда после убийства не испытывали растерянности?

Милая моя, за кого ты меня принимаешь? По-твоему, я убиваю людей пачками? Конечно, только тем и занимаюсь… в свободное время.

«Димка-невидимка» хмыкнул.