белокочанной капусты и моркови, да кусок тушёнки, кинутый в центр коричневого месива. Командир роты вчера говорил, что в части будут давать рыбу, ну, а тут, за неимением холодильника, придется потерпеть консервы, почти полностью состоящие из жира, жил и плохо перерубленных хрящей. Выглядело оно странно, но голод утолить могло. Хоть и чуть-чуть.

Олег краем глаза заметил, как Довгаль прихлёбывает чай, когда сержант не смотрит на них. Наконец все солдаты собрались в том же самом месте, где двадцать минут назад ползали в пыли, пачкая руки и форму.

­– Рота, – произнёс подошедший с последней партией Буйворов, – садись. К приёму пищи приступить! Приятного аппетита!

– Взаимно! – хором громко гаркнули новобранцы, помня свою ошибку за завтраком. Ведь из-за неё утро прошло в освоении армейского этикета с синхронными приседаниями всей шеренгой – «братским приседом».

Олег, сразу после прозвучавшей команды, плюхнулся на ближайшую к нему покрышку. Рядом уселись Семён, Жора и Коля. Где-то за их спинами уже чавкал Довгаль. Вилки зашоркали по металлическим мисочкам. Вечер становился приятным.

– Вы, наверное, думаете, что мы здесь, чтобы издеваться над вами? – ни с того ни с сего сказал Пинчук. Солдаты переглянулись. – Мы вас готовим ко всему тому, что будет с вами потом.

Его мысль перехватил Буйворов:

– Поймите, пацаны, вся эта армейская «дрочка» происходит не потому, что нам это нравится. Это ради того, чтобы вы привыкли к ней. Мы тут нужны, чтобы показать вам порядок дня, показать какой бывает казарменная жизнь: какой она у вас будет ближайшие два года. Тут мы просто вам говорим: «Отжаться, присесть». Это по-доброму! Поверьте! Там, – сержант показал куда-то себе за спину, – с вами так никто разговаривать не будет! Накосячишь – селезёнку отобьют к чертям, и уедешь отсюда с белым билетом в инвалидной коляске! Скажи, Яр!

– Да, повеййте! Вы поосто плохо ещё понимаете, куда вы попали! – выпятил грудь вперёд Коршаков. – Когда я был, как вы, тут также истекал потом, задроченный сеежантами. Мне пьямо говоиили, что я не жилец! Только выполняя пъиказы, у вас есть шанс дослужить до дембеля!

– Вы лучше послушайте: человеку нос и рёбра переломали в первом же карауле! – подытожил Пинчук, показывая на картавого сержанта. – Яр, сколько тебе дали отлежаться в медпункте?

– Тли дня.

– Три дня! У него кости сломаны – его в строй отправляют! Здесь очень сурово, пацаны! Мы вас готовим, как можем! Если бы меня так же мягко гоняли, как мы вас – я бы просто пожал руку такому товарищу сержанту. Но у нас всё было жестоко!

­­­­– А сколько мы наполучали от командира роты на своём КМБ! У нас не было Петренко – он хороший офицер! – продолжал Буйворов. – А нас за людей не считали: с утра встали и давай знание Устава требовать. Вечером перед отбоем читаем строем, хором один абзац, а утром ротный его спрашивал –хором отвечали. Если кто-то под нос мямлил, то вместо приёма пищи пропущенный всего одним человекомфрагмент штудировали всем коллективом!

– Да и сам старший лейтенант Чернягин – зверь был, – добавил Пинчук.

– Верите или нет, а если при нём что-нибудь не так делали ­– сразу «фанеру пробивал»!

– Как вмажет – дышать заново учишься, – кивнул головой низкий младший сержант.

Новобранцы внимали любой информации о своём будущем. Они уплетали нехитрый ужин, стараясь не пропустить ни одного слова бывалых солдат. Олег и Семён изредка переглядывались: земляки надеялись оказаться вместе даже в самом худшем подразделении из возможных, потому как видели друг в друге единственную возможную опору в этом новом армейском мире. Жора смотрел в сторону рассказчиков с прищуром: у него были своеобразные мысли на счёт всех этих историй. Ватруха и Коля слушали советы с испугом на лицах. Довгаль периодически морщился от подробностей насилия, а Кириллов просто ел, уставившись в свою миску, желая одного – чтобы день мучений закончился. Среди солдат второй партии был один паренёк, приковавший внимание кривоносого Коршакова: новобранец смотрел куда-то вдаль и медленно пережевывал бигус, будучи совершенно отстранённым. Картавый военный подошёл ближе к этому опрятному юноше с короткой шеей и неплохо развитым для восемнадцати лет телом:

– Чего не ешь? Мамкины пигожки в голъле стоят? – поинтересовался он, ироничным тоном произнося заранее заготовленные на такой случай слова.

Парень бросил взгляд на лычки, а затем перевёл на разваренные куски свинины, начав её лениво тыкать вилкой:

– Ем, товарищ сержант.

– Ага! Вижу я, как ты ешь. Что стъяслось? Что задумчивый такой? Дома годители болеют? Или, может, служить не хочешь?

К ним приблизился Пинчук:

– Дома девушка осталась?

Парень поднял грустный взгляд на подошедшего сержанта и кивнул головой.

Пинчук продолжил:

– И что, жить без неё не можешь?

– Не могу, – проговорил солдат.

Сержант жестом показал ему следовать за ним:

– Пойдём, объясню кое-что.

Парень поставил миску с кружкой на покрышки и последовал за низкорослым командиром учебного взвода.

Буйворов громко произнёс:

– Каждому, кто оставил на гражданке девчонку, советую её забыть. Два года ­– это долго. Лучше сразу, чем через полгода получить письмо: «Вышла замуж, извини». Но ладно. Итак, – он окинул строй взглядом, – я смотрю: все поели. Рота, встать, отнести посуду, возле казармы построиться! Сейчас уборка будет в столовой и казарме.

Встав вместе со всеми, Жора помедлил идти обратно к раздаче:

– Товарищ сержант, разрешите обратиться!

Буйворов повернулся к нему. Рывцов продолжил:

– Мы ведь не были в казарме, там и так чисто с обеденной уборки.

Человек с лычками и хищной белой улыбкой сверкнул своими зелёно-карими глазами и произнёс:

– Сачкануть вздумал? Толкни двадцаточку и беги за половой тряпкой впереди всех, понял?

– Есть, – недовольно буркнул Жора, откладывая пустые кружку с миской в сторону, чтобы выполнить отжимание.

– Что? – спросил сержант, уловив интонацию новобранца.

– Есть, товарищ сержант! – гаркнул Рывцов.

– То-то же, – сказал Буйворов и пошёл в сторону казармы.

Коршаков, проходя за последними новобранцами мимо отжимающегося солдата, сплюнул рядом с его рукой.

«Урод», – сдержал в себе гнев взмыленный Георгий.

«Вот же мразь!» – подумал про кривоносого Олег, наблюдавший всю эту картину вполглаза.

Как и было сказано, согласно местному распорядку все новобранцы поделились бесхитростным военным способом: «На первый-второй рассчитайся!» Владение счётом