И помаленьку соображала, что к чему. Раздобытые майоромШевчуком материалы не годились как доказательство и улика, ибо были собраны,откровенно-то говоря, с изрядным нарушением законности, Конституции, а то иВсемирной хартии прав человека, или как там она называется. В дело их подшитьрешительно невозможно, иначе получишь по шеям от прокуратуры, которая стольсладенький кусочек компромата проглотит, не жевавши. Однако как информация кразмышлению они прекрасно подходили. Француза, крутившегося вокруг работниковугро и простершего любопытство вплоть до подбрасыванья хитрых микрофонов, прощевсего было, конечно, сдать чекистам или Бортко, но это означало бы отдать подчужой выстрел кровную, трудолюбиво выслеженную дичинку. А коронную фразугенерала Дронова: «Терпеть не могу, когда в моем городе творится что-то, чего яне знаю или не понимаю» знали даже сержанты и «лысопогонники». Ибо известнодавно: кто владеет информацией, владеет миром. Информация может послужитькозырем в самых разных играх: и запутанных интригах в отношениях с областнымУВД, и общении с прокуратурой, и сложных многофигурных танцах с разнообразными«смежниками». Даже если ты не в состоянии эту информацию использовать, знатьвсе равно нужно.

И потому Даша довольно быстро поняла, что ей дают шанс,который следует в темпе прорабатывать. Хотя ее орлы все еще сомневались всуществовании чего-то, пусть даже отдаленно напоминающего «преступление века»,пахать они были вынуждены, как проклятые.

Толя быстренько раскопал, что герр профессор Георг фон Бревеснимает ту квартиру на совершенно законных основаниях, через вполне приличноеагентство, и рассчитывает пробыть в Шантарске еще несколько месяцев, пока незакончит книгу о колдовских искусствах и магических традициях Сибири. Во всехтрех шантарских музеях и областной научной библиотеке герра фона зналипрекрасно и помогали чем могли. В один прекрасный вечер он даже двадцать минуткрасовался на экране телевизора, пространно и красочно излагая историю предметаи расхваливая плюрализм, достигнутый Сибирью в этой области. С сатанистами,изрядно угнетенными и пришибленными последними событиями, он больше невстречался, а уголовка его больше не вызывала – из областной администрации, снешуточных верхов, позвонили Дронову и посоветовали не приставать кевропейскому ученому, лично ни в чем не замешанному и игравшему важную роль всближении культур двух великих народов.

Косильщик занялся доктором Хотулевым, начав издалека идвигаясь по сужающейся спирали. Вскоре он покаянно признался, что ничего ненашел: человек в своем заведении уважаемый и авторитетный, кандидат медицинскихнаук, в порочащих связях и противозаконных выкрутасах не уличен. Все это былирезультаты наблюдения с дальней дистанции – ближе Косильщик подходить нерешился и щупать самое близкое окружение не стал, чтобы не засветиться, еслитам и в самом деле что-то такое есть. Даша такое поведение не без грустиодобрила (у них уже не было прежних возможностей) и потолковала по душам сдоктором Ларичевым, частенько выполнявшим для уголовки психиатрическиеэкспертизы. Тот, жалостливо отводя взгляд и без нужды покашливая, мягкообъяснил ей: сам он, конечно же, не верит, что она замешана в предосудительныхсвязях с родным отцом, – но это еще не означает, что майор, пребывая вгрустном состоянии помутнения сознания, ничего подобного не говорил. Мог исказать. Здесь возможны самые фантастические заявления, и самые бредовыегипотезы. Вот только (тут Ларичев стал особенно дипломатичен и велеречив, изклановой солидарности, определенно) доктор Хотулев поступил нескольконеобдуманно, столь скоропалительно поверив излияниям больного. Посколькуразговор у них совершенно неофициальный, он, Ларичев, может признаться, что невидит в такой поспешности чего-то из ряда вон выходящего, а уж тем более злоумышленного– Даша должна понять, что психиатры, как и милиционеры, за долгие годы привыкливидеть жизнь, как в песне Высоцкого, чуточку наоборот. Вырабатываютсяпрофессиональные стереотипы, и грязная сторона жизни порой чуточку заслоняетсветлую – а потому в дурное верится быстрее, чем в хорошее. Даша обязана этопонять и не подозревать с ходу какие-то интриги и козни (ибо это, сизвиняющейся улыбкой разведя руками, пояснил он, чревато). Для всякого спецаесть нормы «должного поведения» – вот, скажем, человек неработающий, но живущийв достатке, у милиции вызывает в первую очередь подозрения в том, что доходыего не вполне честны, а уж потом начинают допускать, что помершая в Гааге илиЖмеринке тетка могла оставить бездельнику неплохое наследство. Так и здесь:молодая и симпатичная женщина, в свои тридцать ни разу не сочетавшаяся браком,у психиатра вызывает некие автоматические охотничьи инстинкты, особенно если онвдруг получает столь компрометирующие признания. В конце-то концов, конецдвадцатого века богат на кровосмешения (тут он оглоушил Дашу нашей и зарубежнойстатистикой, в том числе и жуткой историей некоей австриячки, родившей отродного папаши четырех детей). Он, конечно, попробует деликатненько выяснить,как там ведет себя майор, но лучше всего и в самом деле подождать с недельку,когда дадут свиданку… И в заключение навязал Даше пару флакончиков импортныхтаблеток, сказав, что после всех ее нервотрепок последних двух недель не мешалобы и поглотать на ночь, – безнаказанно такие встряски не проходят, иследует беречься…

Самая интересная, на Дашин взгляд, находка попала в лукошкок Славке. Два с половиной месяца назад в Киржаче убили и ограбили гражданинаСомова Федора Викентьевича, тридцати двух лет от роду, редактора телестудии«Алмаз-ТВ». Три ножевых ранения в одиннадцатом часу вечера, карманы вывернуты,часы и кожанка сняты. История для Киржача самая что ни на есть обыденная, тамчастенько случалось и нечто покруче. Однако Славка, пройдя по следам очередного«висяка», побеседовал по душам с районным розыскником, и тот, попросив на негони в коем случае не ссылаться, рассказал, что в свое время и в самом делеподхватил «верхним чутьем» нечто выбивавшееся из классической картины убийстваради ограбления. Во-первых, машина Сомова отыскалась метрах в шестистах отместа убийства, загнанная в глухой дворик, за гаражи (а в тех домах Сомованикто не опознал по фотографии). Во-вторых, его куртку (которую потом сразуузнала жена по неким твердым приметам) нашли в урне неподалеку от пустыря, гдеподняли труп. Районный сыскарь говорил, что ему сразу же почудились тут некиенесообразности – должен же для чего-то человек, оставив машину, тащиться пешкомна пользующийся исключительно дурной славой пустырь, окруженный стройплощадкамии глухими стенами складов? Однако, сказал он уклончиво, на отработку этихнесообразностей не выдалось времени.

Даша прекрасно понимала, в чем тут загвоздка. Не хватает нилюдей, ни времени, и порой, что греха таить, подобные легко просекаемыесыскарями несообразности с ходу объявляются начальством «излишнимумствованием». Внешние приметы классического, не таящего сложностейпреступления налицо, время поджимает, накапливаются новые дела, требующиеполной самоотдачи, – и, если прокуратура не усмотрит незавершенности,прибавляется очередной «висяк»… С ней такое тоже случалось, так что онапрекрасно понимала замотанного районного опера, ничуть не склонного изображатьэкранного искателя справедливости. Но и проверить ничего сейчас не могла. Самаона была убеждена, что это убийство вполне может оказаться еще одним камушком вмозаике, но не представляла, как это доказать…