– Не пил, – сказала Даша. – И особо сильногопереутомления я что-то не замечала. Наоборот, ходил бодрый… как обычно, –поторопилась она добавить. – Никакой болезненной оживленности… А откудаего привезли?

– С частной квартиры некой гражданки…

– Адрес можно узнать?

– Вряд ли в этом есть необходимость…

Даша, справившись с первым ошеломлением, разглядывала егоуже внимательнее. Волосы русые, с красивой проседью, чересчур уж раннимисеребряными ниточками, а вот густые брови – черные. Вроде бы это в старыевремена считалось признаком благородной породы. Выглядит весьма уверенным всебе.

– Значит, вы еще не поставили диагноз? – спросилаона.

– Это не так просто, как вам кажется, – объяснилврач мягко. – Пройдет какое-то время… Сначала мы подозревали запой илинаркотики, как вы, наверное, поняли. Но если вы уверяете, что ничего подобногоне было… И все же я не сбрасывал бы со счетов переутомление.

Он отложил заполненный разграфленный бланк и придвинулбольшой лист чистой бумаги. Что-то записал – хаотично, в несколькихместах, словно бы продвигаясь от краев листа к центру. Даша нерешительнополезла в карман за сигаретами.

– Ради бога, – кивнул он, углядев уголокпачки. – Я тоже, знаете ли, подвержен греху… Диагноз… Травмы черепа у негобыли? Сотрясения мозга?

– Ну, я не припомню ничего серьезного. Однакомилиционеры из тех, что не проводят всю жизнь над бумажками, в его годы бываютбитыми и ломаными. И по голове, случается, получают. С мотоцикла его сбрасывалина полном ходу, дверцей машины били, кастетом получал…

– Вот видите… – психиатр, ободряюще кивая и неподнимая головы, написал еще несколько слов. Как Даша ни старалась, не моглапрочитать закорючки. – Такие травмы с годами дают о себе знать. Этосвоеобразная мина, накапливается с годами, и однажды… Острый галлюциногенныйпсихоз…

Даша вздрогнула:

– Как?!

Решив, должно быть, что она не поняла, врач повторилмедленно и внятно:

– Острый галлюциногенный психоз.

– Возрастные изменения сосудов мозга? – подхватилаДаша.

– Да, вы и в самом деле немножечко разбираетесь… Я быдопускал и такую вероятность. Пятьдесят пять лет – возраст рискованный сточки зрения врачей самых разных специальностей. Особенно в его случае, –он глянул как-то загадочно. – Когда примешиваются столь сложныеобстоятельства…

– Что вы имеете в виду? – Эти загадочные взгляды иявные недомолвки стали ее настораживать. – Почему я все-таки не могуузнать, откуда его привезли? Поняла уже, что от женщины…

– Значит, вы ее не знаете?

– Слышала о ней, но не видела. Если это та самая. Мнебы с ней хотелось поговорить.

– Зачем?

– То есть как это – зачем? Должна же я… – оназапнулась и прикусила язычок. Совершенно незачем посвящать этого уклончивогосимпатягу, определенно затаившего что-то за пазухой, в некие тайны.

– Что вы должны? – На ней недолго остановилсяцепкий взгляд.

В кабинет тихо вошел санитар, остановился у двери. Даша,фиксируя его краешком глаза, вдруг испытала дурацкий страх, порой охватывающийв этих стенах самых нормальных людей – а что, если ее тут оставят? Из-закакого-то нелепого, жуткого недоразумения?

Она тут же с этим справилась, зажгла новую сигарету.

– Что там? – глядя через ее плечо, спросил врач.

– Пал Василич, я ходил в отделение. Спит майор, каксурок.

– Отлично. Идите, Степа… Вот видите, спит. Прекрасно, ато я, знаете ли, опасался… Да, совсем забыл. Все его вещи, те, что были при немна той квартире, находятся у нас, самым тщательным образом переписанные. Вы,наверное, знаете порядок, если уже работали в нашей епархии? Может быть, вамнужно взять оттуда деньги? Он очень беспокоился, что у вас нет денег.

– Да, знаете ли, зарплату задерживают…

– И у вас?!

– Мы ж не особые, – горько усмехнулась Даша.

– Не стесняйтесь, я сейчас распоряжусь… – он снялтрубку. – Вера Семеновна, возьмите из ячейки Шевчука все деньги ипринесите мне. Дочь, с зарплатой в точности, как у нас… Да, у меня.

Он повесил трубку, прежде чем Даша успела отказаться,понимающе улыбнулся:

– Там триста с чем-то тысяч, вам пригодятся. Он весьмабеспокоился.

Буквально через пару минут полная пожилая женщина принесладеньги, заставила Дашу расписаться в какой-то ведомости, где уже стояла суммапрописью, и, бросив сочувственный взгляд, вышла. Врач смотрел выжидательно,словно деликатно давал понять, что ей пора и честь знать.

Даша колебалась. Деньги были как нельзя более кстати, ипосле такой любезности как-то неловко и настаивать… Но она сейчас шла по тропе– и потому решилась:

– Доктор, мне все-таки нужно знать, откуда егопривезли…

– Не стоит, право. Я вас прекрасно понимаю, на многое вэтом кабинете насмотрелся, в конце концов, вы давно уже совершеннолетняя, и намногое смотрят ныне совершенно иначе, чем всего пару лет назад… И все равно,так ли уж это нужно?

– Что вы имеете в виду? – резко спросила Даша.

– Вы меня прекрасно понимаете.

– Я вас совершенно не понимаю. А кое в чем, простите,вам не уступаю. Я следователь, и привыкла чуять подтекст… Я его сейчас чую, ноне понимаю сути.

– Вы непременно хотите понять этот печальный подтекст?

– Да.

Врач черкнул еще пару слов на своем странном листе –середина его сияла белым пятном, а по четырем углам теснились закорючки,опустил глаза, поворошил без нужды бумаги на столе:

– Дарья Андреевна, если уж настаиваете… Я имею в видуваши сексуальные отношения с отцом.

– Что-о?! – взвилась Даша.

– Успокойтесь, прошу вас. Повторяю, в последние годымногие критерии и устои сместились… Вы, главное, не волнуйтесь. В этой жизнивстречаются всякие сложности… И охотно верю, что до определенного момента вваших отношениях все протекало нормально, но потом, чувствую, появилсяопределенный надлом, не собираюсь лезть вам в душу, но рискну предположить, чтоу вас появился любовник на стороне, и это его подкосило…

– Да вы что, ох… – она вовремя опомнилась и сжалагубы. – Что за идиотство? Какие еще отношения? Да в жизни ничего…

– Да-арья Андреевна… – протянул врач с ласковойукоризной. – Я же пытался, как мог, избежать этого болезненного аспекта,но коли уж вы настояли… Повторяю, мое личное – личное – мнение как раз в том изаключается, что у вас появился любовник, а ваш отец об этом узнал. Для неговсе замкнулось на строго систематизированном бреде ревности – всех окружающихон подозревал в том, что они пытаются отобрать у него вас – и при этом довольноподробно, я бы сказал весьма красочно, вещал о ваших отношениях, с такими, ужпростите эскулапа, убедительными деталями… – он помялся, но продолжал: –Про вашу «дорожку» в форме «игрека», которую вы по его просьбе выстригли,например…