А у отца это любовь к маме. Губительная, все разрушающая бешеная любовь, заставляющая слепо совершать такие гнусные злодеяния.

Мама… Не могу сказать, что теперь я осознала, как она меня любит, нет.

Но поняла, как мне повезло. Я ценила жизнь и была благодарна за то, что мне ее подарили, ведь, судя по рассказам отца, мое появление на свет – это действительно чудо.

По всем законам жанра рождение такой, как я, было невозможно. Надира Вумен избавилась бы от беременности, если бы мой настоящий отец не был чокнутым тираном, а если бы Лонгер не убил его вовремя, то он наверняка уничтожил бы нас обеих.

Мне захотелось узнать о нем. Узнать о том, каков был Редмонт Перей. Какова была его сила. Он наверняка был одаренным, мощным и властным. Других в правящих не держат, не говоря уже о том, чтобы выбирать Председателем.

Но отец отказался говорить о нем, намекая, что и так с меня довольно. Но я не была с ним здесь согласна. А все потому, что хотела знать о себе все, как бы больно это ни было.

Вот про маму он рассказал охотнее, даже кое-какие голограммы показал. С удивлением обнаружила, что Надира Вумен была очень известной наездницей драконов в Высоком цирке Солитдара.

Она выступала верхом на зверях, летала под прозрачным куполом и буквально источала страсть в чистом виде. В этом мы с ней были похожи. А ещё на одной из афиш я ошарашенно заметила ЕГО.

Верховного правящего шести полисов. Коула Перейя, моего… какого-то моего родственника, очевидно. Я и не знала, что он тоже летал… Вообще, вскользь слышала о мужчине пару раз, не вдаваясь в подробности, даже имя из головы вылетало с завидным постоянством.

Я что, получается, родственница самой высшей власти в шести, то есть, тьфу, семи полисах? Я?! Просто Лира, даже без фамилии? Незарегистрированный нигде человек, родившийся вопреки всему?

А перед глазами на голограмме афиши Надира Вумен со своими алыми волосами в эротичном красном костюме, сидевшем на ней как вторая кожа, раз за разом повторяла один и тот же сложный пируэт.

Ещё под деревом я, не веря собственным глазам, произнесла:

– Так она же ненавидит драконов!

Отец улыбнулся и с любовью и восхищением всмотрелся в движущуюся картинку. Он не врал. Он вообще делал это крайне редко, я лично не припомню ни одного такого случая.

Лонгер Толл любил маму так неистово до сих пор, что от этого мне становилось страшно. Какое счастье, что я тоже защищена частью этой любви, родившейся на свет вместе со мной.

– Ненавидит. Она всегда их терпеть не могла. Какая-то история, связанная с детством. Ты же помнишь ее истерику, когда драконы стали свободны? Наверное, тогда она впервые осознала, что больше никогда не сможет оседлать зверя и вернуться на арену цирка.

Конечно, помню. Мы три дня и три ночи как прикованные сидели с ней и сдерживали. Она билась в такой истерике, что стало страшно, как бы она руки на себя не наложила.

Теперь стало ясно, что она просто сума сходила от невозможности выплеснуть энергию через выступления. Я ее прекрасно сейчас понимаю. Без зрителей и толпы сила копится внутри, и это страшно.

Она раздирает тебя и требует высвобождения тем способом, к которому привыкла. А привыкли с мамой мы к выступлениям. Я – на драконьем шипе, а она – на арене под сводами цирка.

Да ещё какого цирка! Одного из самых крупных в шести полисах на тот момент. Да вместе с непревзойденной звездой, которая нынче сидит в самом желанном для любого властолюбивого человека кресле. Верховный правящий! Только подумать…

В голову пришла шальная идея. Безумная. Но озвучить ее я не решилась. Просто подумала, что раз я смогла так спокойно освоить шип, то и мама наверняка тоже смотрелась бы на нем прекрасно.

Она до сих пор сохранила внешнюю привлекательность и гибкость. Немного тренировок, и она стала бы как на той голограмме – красивой и манящей. Возраст здесь вообще не помеха.

Да и какие ее годы! Зато она смогла бы выпустить силу, развеяться и заняться любимым делом. Почему хотя бы не попробовать? Но эту мысль я оставила на потом.

А пока нам с отцом неожиданно пришлось столкнуться с ещё одной не менее опасной истерикой. Мать встретила нас во всеоружии. Такая одновременно безумная и прекрасна.

Всклокоченные спутанные алые волосы, горящие силой глаза. Вокруг все искрилось и клубилось, потому что ее Дар давным-давно не получал выхода. А это очень вредно… По себе знаю.

Вряд ли отец обладает таким достоинством, как Венус, чтобы через близость перенаправить бушующие силы в бережное и спокойное русло. Поэтому даже остановилась, и вперёд тут же вышел папа.

Он прикрыл меня своим телом, загораживая от неё. Этот манёвр не остался незамеченным. Мама неожиданно зашипела:

– Так вот оно что! Спелись, значит. Ну-ну, я так и думала. Сколько можно меня дурить? Может, вообще с ней вдвоём сойдётесь? А что, Лира уже достаточно взрослая и наверняка способная!

Стало так мерзко, что тело забила крупная дрожь. Как у неё вообще язык поворачивается такое говорить? Неужели она не видит, как много мы для неё делаем? Как стараемся…

Как вообще в ее больную голову могло прийти такое? Неужели нельзя оставаться хотя бы нормальным человеком, раз мать и жена из неё никудышные?

– Лира, выйди посиди у дверки, пока я не успокою ее.

Он говорил, как всегда, спокойно и безо всяких эмоций. Не нервничал и уж точно, по крайней мере внешне, не переживал так, как я. Но, пожалуй, с меня хватит. Я больше не намерена в этом участвовать. Горько сказала:

– Как ты можешь спокойно выслушивать это? Как можешь столько лет закрывать глаза на то, что происходит? А что потом? Она в очередном приступе прикажет убить меня?

– Ты ей все рассказал?!

Казалось, визг матери разорвёт мои барабанные перепонки. Зажала уши, чтобы не слышать этого, но потом взяла себя в руки. Я не маленькая девочка, я больше не должна ее слушаться. Выпрямилась и жестко отчеканила:

– А чего ещё ты ожидала? Что я проглочу твои откровения, а потом преспокойно уйду в себя, как раньше? Нет, мама! Я хочу знать, кто я и почему все это происходит в моей жизни!

– Лира, давай поговорим об этом позже.

Отец мягко, но настойчиво буквально выпихивал меня за пределы домика. Он смотрел так понимающе, но в то же время одним лишь взглядом просил не накалять ситуацию.

Но я не хотела больше молчать и снова и снова сваливать это на него. Давным-давно пора принять решение, назревавшее уже много лет. Давно пора сепарироваться от всего этого ужаса.

– Я больше не стану жить с тобой, мама. Теперь я начну свою историю. И если ты исправишься и слезешь с шеи отца, то и тебе в ней найдётся место.

Дальше резко развернулась и выскочила на улицу под любопытные взгляды людей вокруг. Дверь хлопнула без моего участия, но я справлюсь. Надеюсь, отец поймёт меня.