был следующий: как избавиться от угрызений совести, которые пожирали ее изнутри, точно едкая ржавчина, с тех пор как она сбежала от Мерлина в кино?

Она не находила ответа, лихорадочно переключая каналы… пока не попала на тридцать девятую минуту двести семьдесят четвертой серии «Вечеринки на пляже». Это был ключевой момент, когда Зельда Эплкрафт признается, что ненавидит фрезии, которые каждое утро дарит ей Родни К. (произносится «Кей») Фитцморис.

Казалось бы, что общего? Но Беттина сразу получила ЕДИНСТВЕННЫЙ ответ на СВОЙ вопрос.

7

Фрезии и Валериана

Итак, благодаря фрезиям Родни К. Фитцмориса для его Зельды Беттину осенила идея века: позвонить Мерлину, оправдаться и извиниться.

* * *

Вот только оправданий и тем более извинений у нее не было.

И тут снова Родни К. на пару с Зельдой оказали ей помощь. Слушая их нудные диалоги, Беттина нашла решение: она скажет, что плохо себя почувствовала.

Почему бы нет? Самый простой цветок красноречивее всех (ворковал Родни Кей). Вот и самое незамысловатое объяснение будет самым удобоваримым (подумала Беттина). Она отыскала телефон «Нанук-Айс», записала его и провела последние четверть часа «Вечеринки на пляже», морально готовясь.

Когда Родни Кей послал (вместо фрезий) свой кулак в физиономию Зельды и пошли титры со скоростью катушки на швейной машинке, Беттина выпила стакан воды. Потом десять минут простояла у телефона, думая, что, может быть, он сам зазвонит…

И он зазвонил!

Несколько секунд Беттина ошарашенно таращилась на него. Вздрогнув, она сняла трубку.

Это был не телефон. Отшвырнув трубку на диван, она побежала открывать дверь.

Она увидела перед собой пару яблочно-зеленых глаз, красную шляпку в виде печной трубы, два ряда зубов, улыбавшихся до жути сердечно, платье с узором из зеленых устриц и, наконец, такого же цвета веер, которым махали перед ее носом.

Все это принадлежало даме, которая, казалось, вышла прямиком из так называемых бегемотьих музыкальных комедий, которые обожала тетя Лукреция. На бегемотиху походила и сама дама. Хоть и маленького роста, но с ее бицепсами и бедрами в дверь она могла пройти только боком.

– Да? – вежливо спросила Беттина.

Дама еще сильнее замахала веером и, издав что-то вроде отрыжки, защебетала с придыханием:

– Простите, простите… Я не вовремя? Дело в том, что моя племянница…

Снова отрыжка. Снова взмах веером.

– Я ее тетя Валериана. Вы знаете, где она?

Что за акцент? Японский? Балийский? Марсианский?

– Я смогу просветить вас насчет вашей племянницы, если вы скажете мне, чья вы тетя! – ответила Беттина с ноткой снисходительности, предназначенной собеседникам, которых она классифицировала как «страхолюдных», или «законченно дебильных», или просто «комичных».

Тетю Валериану она сразу же поместила в четвертую категорию, совмещающую первые три.

– Ах, ну да! Да! Я забыла! Моя племянница Мюгетта, она живет вон там.

– Мюгетта?

– Ах, вы ее знаете! И давала же она мне жизни, чума этакая! Когда была малышкой, крошила в мою ванну хлеб, чтобы покормить пластмассовых уточек! А с моим седалищным нервом-то – все равно что отбойный молоток вот здесь, в правой ягодице…

Прервавшись, она шумно высморкалась за веером, и ее огромное тело заколыхалось. Беттине все это уже надоело.

– Моя сестра Гортензия лучше знает Мюгетту, чем я, – сказала она. – Может, вы зайдете, когда она будет дома?

Дама заглушила рукавом рыдание. Беттина думала, надо ли впустить ее в дом. Ей этого совершенно не хотелось. Пока она здесь, не удастся позвонить Мерлину.

– Стакан воды, прошу вас! – икнула дама.

Беттина принесла ей воду. Длинные зубы дамы стучали о край стакана, она пила, омерзительно причмокивая. Наконец она подняла свой яблочно-зеленый взгляд.

– Спасибо, спасибо, обычно у меня есть при себе бутылка, здесь, в кармане, – она порылась в складках своего широкого платья, – не помню, куда я ее сунула, ведь была же, с красной этикеткой и крышечкой…

Тут она издала череду странных звуков. Рыдания? Смех? Икота?

– Простите, я чихаю, бывают приступы… аллергия… У меня ашма, вы извините меня?

– У вас ашма? А, астма.

– Ашма, да. Мне срочно нужен мой фумигатор, и пульверизатор, и ингалятор, и… простите, пожалуйста, прошу вас, до свидания…

Дама развернулась и удалилась по Тупику в темпе, который плохо сочетался с ее телосложением и «ашмой».

Беттина закрыла дверь. Пффф. Ну и зануда.

Она вернулась к телефону. Положила руку на трубку, сосчитала до шести…

– «Нанук-Айс»?

– Вы ошиблись номером! – рявкнул голос в трубке.

Раздались короткие гудки. Она снова сосчитала до шести и набрала еще раз.

– «Нанук-Айс»?

Номер абонента изменился. Набирайте, пожалуйста…

Она записала, опять сосчитала, опять набрала.

– «Нанук-Айс»?

– Офис или склад?

Хорошой вопрос. Наобум:

– Склад.

– Какой отдел?

– Э-э… Доставки.

– Вы поставщик?

– Нет.

– Частное лицо?

– Да.

– Если вопрос касается ошибки или опоздания, соединяю вас с обслуживанием клиентов.

– О нет, это не…

Слишком поздно.

– Обслуживание-клиентов-Стефани-Балланкшжрскпжнддр-добрый-день!

Б алла-как? Беттина набрала в грудь побольше воздуха и затараторила:

– Я хотела бы поговорить с Мерлином, пожалуйста, из доставки, спасибо.

Пауза. Наконец Стефани Балланкшжрскпжнддр отозвалась:

– Вы хотите сказать, месье Жиллеспи?

– Если его зовут Мерлин…

– Как вас представить?

– Э-э… Беттина.

– Беттина, а дальше?

– Просто Беттина, – вздохнула она.

Музыка. Гудок.

– Беттина?

От его голоса в трубке она чуть не умерла – так зашлось сердце. Она ущипнула нижнюю губу большим пальцем и мизинцем, начала отрывать от нее кусочки кожи, но услышала свой совершенно спокойный голос:

– Мерлин?.. Я хотела извиниться за кино. Мне стало очень плохо. Я не могла дышать. У меня клаустрофобия, понимаешь, мне надо было выйти на воздух как можно скорее, и…

Она говорила, объясняла, выкладывала кучу подробностей, которые приходили в голову сами собой, легко и так убедительно, что убедили ее самое. Закончив, она сказала:

– Ну вот.

– Я понимаю.

– Ты еще сердишься на меня?

– Я и не сердился. Я так и подумал, что у тебя наверняка была причина… сильнее тебя.

– Спасибо, ты добрый.

Она еще раз повторила:

– Ну вот.

Потом:

– Это все. Пока.

– Пока, – ответил он.

Она слышала его дыхание и подумала, что он еще что-нибудь добавит, но он больше ничего не сказал. Она повесила трубку, чувствуя себя марафонским бегуном, разорвавшим финишную ленточку: облегчение, радость, обессиленность. И боль в груди где-то слева.

* * *

– Я не сделала домашку по английскому, – призналась Жюлианна.

– Я сделала, – сказала Беттина. – Могу дать списать.

– Правда? Здорово. Сестра обещала мне помочь, и знаешь что? Вче ра вечером, в восемь часов, она взялась составлять список фильмов, где Брюс Уиллис носит парик, и тех, где не носит. Два часа занималась математикой!

– Итог? – спросила Беттина, открывая рюкзак, чтобы дать