Решение Чикиты. Репертуар. Продажа особняка. Бука отказывается от пищи. Поход на кладбище. Последняя ночь в Матансасе. Русский сон. Карнавал в порту. Прощание. Навсегда?

Увидев, как зять волочит ноги, Чикита сразу же поняла, что он явился с дурными вестями. Она испугалась, уж не случилось ли чего с Манон или племянником, но Жауме поспешил успокоить: речь пойдет не о них, а о «злосчастном» — выразился он, потупившись, — событии.

И выложил Чиките суть катастрофы. Ее банк только что лопнул. Обанкротился и обратил в ничто ее сбережения, а также деньги прочих вкладчиков. В Мадриде один маркиз и один коммерсант застрелились, узнав о произошедшем. На Кубе, к счастью, никто из попавших под удар не предпочел прибегнуть к столь драматическому средству.

Чиките захотелось убежать и спрятаться где-нибудь в уголке. «В пруду», — подумала она, как будто близость манхуари Буки могла утешить. Однако, силясь не поддаваться отчаянию, заверила зятя, что не откроет список самоубийц-банкротов на Кубе.

— Ты разорена, — медленно проговорил он, чтобы до нее окончательно дошел смысл. Чикита спокойно и серьезно кивнула. Жауме попросил прощения за то, что в свое время дал ей такой неудачный совет. Кто же мог представить подобное?

Манон тоже потеряла свою часть наследства, сказал он, как будто это утешило бы Чикиту. Но Манон может рассчитывать на мужнины средства, и для нее это не такая страшная утрата. А вот Чикиту остается лишь пожалеть.

— Как бы горько ни было, боюсь, придется продать дом. Если только Румальдо не разбогател на севере и не возьмет на себя расходы по содержанию…

Чикита кисло усмехнулась, вздохнула и признала, что новое положение дел, похоже, действительно принудит ее перекроить жизнь.

Прежде всего, повторил Жауме, сменив сочувственный тон на деловой, следует выставить дом на продажу и разделить вырученные деньги между всеми сестрами и братьями Сенда. Он знает людей, которых, возможно, заинтересует предложение покупки особняка. Однако, какой бы выгодой ни обернулась сделка, каждому достанется совсем немного. Война загубила экономику Кубы, и собственность сильно упала в цене. Но Чиките можно не тревожиться о будущем. К счастью, родственники любят ее и будут счастливы заботиться о ней. Манон умоляет ее немедленно переехать к ним. У нее будут стол и кров, а деньги от продажи дома она сможет тратить на собственные прихоти и капризы, поскольку за прислугу платить тоже не придется.

Чикита поблагодарила зятя за великодушное предложение, обещала хорошенько все обдумать и, отделавшись от его общества, тут же позвала Румальдо и Мундо, чтобы поведать о навалившейся беде.

— Как так — ничего не осталось?! — потрясенно воскликнул Мундо. — Кто-то же несет ответственность за эти деньги?

— Сколько раз еще повторить, чтобы ты понял? — рассердился Румальдо. — Деньгам каюк. Чикита теперь в том же положении, что и мы с тобой: голь перекатная. — Он глянул на сестру и добавил примирительно: — Надеюсь, эта достойная сожаления превратность поможет тебе решиться. Теперь ты выбираешь между местом приживалки, не смеющей слова сказать поперек тем, кто тебя изволил приютить, и новой самостоятельной жизнью — в случае если примешь мое предложение.

Мундо поинтересовался, о каком предложении толкует кузен, а Чикита вдруг ощутила невероятную усталость, закрыла глаза, забралась вглубь кушетки (да, той самой, на которой имел место инцидент с сапожником) и предоставила Румальдо живописать план. Как она и предполагала, Мундо в течение монолога все багровел и багровел и, не дослушав до конца, заявил, что задумка не только нелепа, но и оскорбительна.

— Только мерзавец твоего пошиба додумался бы предложить такое родной сестре! — в гневе вскричал он. — Такой судьбы ты для нее хочешь? Выставлять ее, словно чудовище, и жить за ее счет? Альтруист, нечего сказать!

— А тебя-то кто спрашивает?! — вскипел Румальдо и едва не накинулся на пианиста с кулаками. — Ты все не так понял. У Чикиты появилась возможность стать знаменитой артисткой, и она будет сущей идиоткой, если упустит ее. Ей не занимать храбрости, и она не станет хныкать по углам и стоять с протянутой рукой, как некоторые присутствующие.

— Никогда, никогда она не согласится! — возразил Мундо appassionato[15] и повернулся к кузине в поисках поддержки.

Чикита смотрела на него с любопытством: выходка неизменно вялого Мундо стала для нее такой же неожиданностью, как известие о банкротстве, и служила неоспоримым доказательством братской преданности и любви. Она растрогалась, одарила Мундо нежнейшей улыбкой, но не преминула едко осведомиться:

— Отчего же? Думаешь, у меня кишка тонка?

Разумеется, ее приводит в ужас мысль о том, чтобы выйти на сцену и стать мишенью насмешек. Как почти все карлики, она очень ранима, да к тому же ей не довелось закалить собственную чувствительность, сталкиваясь со злом внешнего мира. Из добрых побуждений родители выпестовали ее в излишне благостной обстановке, среди людей, никогда не упоминавших о ее странности, а теперь это вовсе некстати. Извлечь пользу из малого роста, выйти навстречу десяткам, возможно, сотням незнакомцев — что может быть страшнее? Разве что опасность состариться в задней комнатенке чужого дома, пока время несется вперед, а дети растут, и страшиться взглянуть в зеркало, ибо отражение будет все более морщинистым и крохотным.

— Всю жизнь мне вбивали в голову, что я должна быть благодарна уже за то, что жива, а потому могу лишь мириться с обстоятельствами и не имею права ничего требовать от жизни. Но в глубине души я всегда восставала против этого. Не излишне ли дерзко с моей стороны желать чего-то большего, чем простая честь находиться на белом свете? Простите, но я хочу жить! Наслаждаться жизнью, а не только заслуживать ее. Может, один из способов сделать это — испытать судьбу на сцене? Как знать… — рассуждала Чикита, уперев руки в боки и горделиво вздымая грудь. — Многие изумятся, узнав, какой великий дух обитает подчас в едва заметном теле, ведь величие не знает размеров.

К замешательству братьев, простой ответ на вопрос вылился в самое настоящее провозглашение жизненных принципов:

— Мне нечего терять, а вот приобрести я могу многое. В худшем случае, если план Румальдо не выгорит и мне придется вернуться в Матансас на милость родичей, я хотя бы стану утешаться тем, что попыталась вкусить жизни, смаковать ее! — Она повернулась к брату и решительно заявила: — Мне понадобятся новые платья и шляпы!

— Сколько угодно! — радостно воскликнул Румальдо и сгреб сестру в объятия.

— И еще, — продолжала лилипутка, пресекая приступ братской любви. — Нужен пианист, да чтобы умел играть по-настоящему, от всего сердца, — и, помолчав, нарочито равнодушным тоном с едва заметной шутливой ноткой добавила: