Несколько странный термин «ежедневное (или ежедвухдневное, еженедельное) спецснабжение» указывает на периодичность, с которой семья данного чиновника получала на дом, с доставкой, специальный набор, в который входили дефицитные продукты питания и товары народного потребления. Набор этот привозила машина из командования правительственной охраны. В частности, семья инструктора ЦК в 1980-е годы в каждом таком пайке получала 1–2 кг свинины и десяток куриных яиц. Естественно, чем ниже находился человек во властной иерархии, тем реже доставлялись ему на дом эти наборы и тем менее ценными были содержащиеся в них товары. Наборы, получаемые чиновниками одного ранга, были идентичными, так что на следующий день из большинства кухонь в номенклатурных домах распространялись одинаковые ароматы: из одних и тех же ингредиентов готовились если не одни и те же, то очень похожие блюда. Чиновники среднего звена (и почти все местное чиновничество) наборов в централизованном порядке не получали, а отоваривались по особым талонам в «спецраспределителях № 65», существовавших не только в Пхеньяне, но и во всех крупных и средних городах (до уездных центров включительно).

Какие еще привилегии имела северокорейская номенклатура в те времена? Рассмотрим в качестве примера жизнь одной элитной семьи, мне лично хорошо знакомой, которую мы будем называть семьей Пак. Основатель этой семейной династии в 1930-е годы партизанил в отряде Ким Ир Сена. Героический партизан умер в довольно раннем возрасте, но успел заложить основу дальнейшего процветания своего семейства, так что в 1970-е представители второго поколения Паков занимали важные должности в центральном партийном аппарате. В 1970-е и 1980-е годы семья Пак получала «ежедвухдневное спецснабжение», которое было столь обильным, что часть продуктов мать семейства продавала за валюту надежным знакомым. Семье также полагалась четырехкомнатная квартира в охраняемом правительственном квартале Чхангван-дон в центре Пхеньяна, вход в который до сих пор возможен строго по пропускам. Кстати сказать, такая ситуация создавала для них некоторые проблемы, поскольку далеко не всех знакомых Паки могли запросто приглашать к себе домой.

Квартира семьи Пак имела исправное центральное отопление, горячая вода подавалась круглый год, а лифт в доме работал 24 часа в сутки. В те времена в обычных домах горячая вода считалась роскошью, а лифт включался только утром и вечером, так что эта привилегия была весьма существенной – особенно для тех, кто жил на 12-м этаже. У главы семейства был «мерседес» с шофером, однако правила пользования автомобилем были весьма строги, так что он, например, не мог использовать машину для того, чтобы встречать жену с работы. В результате мать семейства, супруга весьма влиятельного чиновника, ехала с работы вместе с простым народом в плотно набитом автобусе. Будучи женщиной миниатюрной даже по корейским меркам, она этих поездок старалась избегать и зачастую оставалась на работе, пережидая часы пик. В семье была и домработница, которую подобрало Управление правительственной охраны. Она занималась приготовлением еды, уборкой, отвечала за вопросы безопасности. В частности, именно через нее можно было приглашать домой гостей из числа людей, живущих за пределами правительственного квартала.

Разумеется, ни о каких заграничных поездках никто из Паков даже не мечтал, но внутри страны, в отличие от большинства северокорейцев, сам товарищ Пак и его семья могли путешествовать свободно. Несколько раз в год они на казенной машине отправлялись в Вонсан – город на берегу Японского моря, где гуляли по пляжу, ели свежую рыбу в ресторане провинциального комитета ТПК (разумеется, рыба там была хорошая) и всячески наслаждались жизнью. Временами они отправлялись в более дальние поездки – например, к горе Пэктусан на самой границе с Китаем. Если они ехали не на отцовской машине, а на поезде, то им полагались билеты в купейном вагоне, которые в те времена не могли купить не только простые северокорейцы, но и представители номенклатуры среднего уровня (им, в отличие от иностранцев и самого высшего начальства, полагалось ездить в плацкарте).

Таким образом, сложно сказать, что номенклатурная семья в Северной Корее 1980-х «купалась в роскоши». По большому счету тот образ жизни, который вела семья Пак и еще несколько тысяч семей столь же высокого ранга, очень похож на быт десятков и сотен миллионов людей из числа среднего класса развитых стран. Конечно, если сравнивать положение северокорейской номенклатуры с жизнью простых граждан, то не будет сомнений, что между ними существовал огромный разрыв, который, в принципе, невозможно точно измерить, используя привычные для экономистов денежные показатели, ведь упомянутые выше спецнаборы и прочие спецуслуги всегда предоставлялись чиновничеству либо по чисто символическим ценам, либо вовсе бесплатно. Тем не менее трудно спорить: во времена Ким Ир Сена уровень имущественной дифференциации был не слишком большим.

Нельзя забывать и еще одно немаловажное обстоятельство. Квартиры чиновников обставлялись весьма неплохо: там были советские (и иногда гэдээровские) мебельные гарнитуры, японские телевизоры и даже холодильники, которые вплоть до недавнего времени считались чуть ли не главным символом роскоши в КНДР. Однако эти престижные предметы потребления не принадлежали номенклатурным обитателям квартир. Практически все в их жилищах было государственной собственностью, и потеря должности всегда означала потерю и имущества, и привилегий. Впрочем, все вышеописанное – дела минувших дней. В последние 25 лет жизнь пхеньянской верхушки существенно изменилась. Деньги сейчас играют для них куда большую роль, имущественное неравенство в стране резко возросло, а уровень жизни верхних 0,5 % сейчас куда выше, чем в аскетические времена Ким Ир Сена (хотя до нефтяных шейхов северокорейским бюрократам все еще далеко).

Социалистическое сельское хозяйство, скажем прямо, никогда не было особо эффективным. Однако порой значительные инвестиции в технику и удобрения помогали преодолевать его системные недостатки. Относится это и к Северной Корее.

Коллективизация в КНДР прошла в середине 1950-х и, как и в СССР, привела к голоду, который был тогда преодолен в основном с советской помощью. Любопытно, кстати, что против излишнего рвения в вопросах коллективизации Пхеньян предостерегали тогда те же самые люди, которые в начале 1930-х с максимальной свирепостью проводили коллективизацию в СССР, – например В. М. Молотов, который, как видно из рассекреченных документов МИД и ЦК КПСС, был весьма обеспокоен вспышкой голода в КНДР в 1955 году и напрямую связывал ее с излишним рвением Ким Ир Сена и иных коллективизаторов. Результатом северокорейской коллективизации стало возникновение так называемых сельскохозяйственных кооперативов, которые по уровню обобществления собственности и контроля над своими членами находились где-то между китайскими «народными коммунами» времен Мао и советскими колхозами сталинских времен. Однако, несмотря на все серьезные и, в принципе, неустранимые недостатки, свойственные государственному коллективному земледелию, северокорейское сельское хозяйство обеспечивало страну продовольствием, хотя и по самым скромным нормам. Решающую роль в этом играло то обстоятельство, что с 1970-х годов правительство КНДР инвестировало в сельское хозяйство значительные по меркам этой страны средства.