— А что скажет Мика, если узнает, что ты была со мной?

— Мика против не будет.

Ашер поглядел на меня.

— Да-да, я знаю, что все время жду от него вспышкинасчет чего-нибудь. Он вполне готов делить меня с Жан-Клодом, с Натэниелом, и —цитирую: «С любым, кого надо будет включить в список». Конец цитаты.

Ашер вытаращил глаза:

— Вот это умение понимать!

— Ты даже не представляешь себе, какое у него умение.Когда он вошел в мою жизнь, он сказал, что сделает все, чтобы остаться со мной,чтобы быть моим Нимир-Раджем. Пока что он держит слово.

— По твоим словам, он просто безупречен, — сказалАшер голосом, полным дружелюбной иронии.

— Знаю. И все время гадаю, когда же упадет второй сапоги он на меня окрысится.

Ашер коснулся моего лица, что заставило меня взглянуть нанего. Он глядел на меня сейчас обоими глазами, и они были полны искренности.

— Я ни за что не хотел бы сделать что-нибудь, чторазрушило бы построенную тобой жизнь. Если мы это сделаем и ты убежишь, топовредятся твои отношения с Жан-Клодом, а я уеду.

У меня глаза стали шире.

— То есть как — уедешь?

— То есть так, что, если ты меня возьмешь сегодня всвою постель, а завтра выгонишь, я уеду. Я не буду смотреть, как Жан-Клод любитдругого или другую, а я стою и жду. Конечно, понадобится время, чтобы найтинового мастера, который возьмет меня к себе, и вряд ли первым заместителем. Язнаю, что сам я для мастера слаб. У меня нет подвластного зверя, — покачалон головой, — и очень многие из моих способностей бесполезны, кроме как винтимных ситуациях. А с тех пор, как случилось вот это... — Он показал нашрамы. — Меня никто не подпускал достаточно близко, чтобы я этой силойвоспользовался.

Он облизал губы, одновременно вздохнув, и у меня перехватилодыхание. Я хотела его, хотела так, как женщина хочет мужчину в течение долгихлет. Но одного желания для меня никогда не было достаточно.

— Ты говоришь, что, если сегодня мы возьмем тебя впостель с нами, а завтра я сбегу, и это окажется первым и последним разом, тыуедешь от нас?

Он кивнул. Ему даже и думать не надо было.

— Ты мне ставишь ультиматум, Ашер, а я их плохопереношу.

— Я это знаю, но я должен защитить себя, Анита. Я немогу жить рядом с небесным чертогом, когда меня не пускают внутрь. Это кончитсятем, что я сойду с ума. — Он прислонился к двери и поглядел за мою спинуна Жан-Клода. — Я уже несколько месяцев думаю, что мне пора бы уйти. Этослишком тяжело для нас всех. Знай, Жан-Клод, что кое-какие раны залечилисьоттого, что я был рядом с тобой как друг. — Он повернулся и улыбнулсямне. — А видеть, как ты смотришь на меня, приносило больше радости, чемболи, Анита.

Он повернулся, держа ладонь на ручке двери.

Я положила руку на дверь, не давая ее открыть. Ашер сказал:

— Выпусти меня, Анита. Ты сама знаешь, что этого нехочешь.

— Что мне на это сказать, Ашер? Что ты прав? Что еслибы сегодня Мюзетт не явилась, я бы не сделала этого предложения? Ты прав, несделала бы. — Я прижалась спиной к двери. — Но мысль, что ты уедешь,что я никогда больше тебя не увижу... — Я замотала головой и была оченьблизка снова к слезам. — Ашер, не уходи. Пожалуйста.

— Я должен, Анита.

Он тронул меня за плечо, пытаясь отодвинуть с дороги,открыть дверь.

— Нет.

Он нахмурился:

— Ma cherie, ты меня на самом деле не любишь. Если нелюбишь меня и не хочешь меня, ты должна меня отпустить.

— Я люблю тебя, и я хочу тебя.

— Ты любишь меня как друга, ты хочешь меня, но хочешьты многих, но не отдаешь им себя. У меня впереди вечность, но всего моеготерпения не хватит, чтобы ждать тебя, ma cherie. Ты победила меня. Я мог быпопробовать соблазнить тебя, но... — Он снова чуть не коснулсяизуродованной стороны лица, но снова уронил руку, будто не мог до себядотронуться. — Я видел мужчин, которых ты отвергала. Таких безупречных, ноты уходила от них прочь без сожаления. — Он нахмурился так, будто непонимает, как это может быть, но это так. — Что я могу предложить такого,чего не было у них?

Он взял меня за плечи и попытался осторожно отодвинуть сдороги. Я прижалась спиной к двери, вцепилась в ручку.

— Нет.

Другие слова не шли мне на ум.

— Да, ma cherie, да. Пора.

Я замотала головой.

— Нет.

И прижалась к двери так, что утром на спине будут синяки. Яне могла его отпустить. И почему-то знала, что, если он откроет сейчас дверь,второго шанса у меня не будет.

Я молилась, чтобы пришли слова. Молилась о способностираскрыть свое сердце и не испугаться.

— Я позволила Ричарду от меня уйти. Я знала, что онуходит, но сидела на полу и смотрела ему вслед. Я не встала у него на дороге. Ясчитала, что это его выбор и нельзя удержать никого, кто не хочет, чтобы егодержали. Так вот к черту все это, ко всем чертям. Не уходи, Ашер, молю тебя, неуходи. Я люблю, как сияют на свету твои волосы. Я люблю, как ты улыбаешься,когда забываешь прятаться и не хочешь ни на кого произвести впечатление. Люблютвой смех. Люблю скорбь в твоем голосе, похожую на вкус дождя. Люблю смотреть,как ты смотришь на Жан-Клода, на его походку, когда думаешь, что никто тебя невидит, потому что именно так смотрю на него я. Люблю твои глаза. Люблю твоестрадание. Люблю тебя.

Я пододвинулась ближе, обвила его руками, прижалась щекой кего груди, отерла слезы шелком его рубашки и шептала не переставая: «Люблютебя, люблю тебя», — а он поднял мое лицо и поцеловал — впервые поцеловалменя по-настоящему.

Мы прервали этот нежный поцелуй, и я отвела Ашера за руку кпостели. Он упирался, как ребенок, которого ведут спать.

Жан-Клод стоял у кровати с ничего не выражающим лицом, какон это умеет.

— Есть одна вещь, которую я должен сказать до начала. Ядержу ardeur ma petite под контролем, но наступит момент, когда мне придетсяконтроль снять. Я не могу ручаться за то, что произойдет после этого.

Мы с Ашером стояли рядом с ним, держась за руки. Он цеплялсяза мою руку с горячностью почти болезненной. Но в голосе его не былонапряжения, ощущавшегося в теле.

— Если бы я думал, что только ardeur заставляет Анитужелать меня, я бы отказался, потому что, когда ardeur остынет, она оттолкнетменя, как было раньше. — Он поднес мою руку к губам и поцеловал, почти неприкасаясь. — Но я знаю, что Анита желает меня. Ardeur может приходить иуходить, мне это теперь все равно.