Шрамы, стекающие с бедра к паху белыми червями, застывшимипод кожей, на пару дюймов до паха не доходили...

У меня промелькнул спутанный образ со свежими шрамами, и онбыл изуродован...

Мне пришлось встряхнуть головой, отгоняя воспоминание. Явстретила взгляд Жан-Клода. Никогда не видела у него такого выражениярастерянности, потрясения, захваченности. Никогда не видела у него на лицестолько эмоций сразу. Наконец он как-то разрешился сразу смехом и слезами.

— Моп ami, что же...

— Один врач всего несколько лет назад сказал, что всешрамы на крайней плоти, и так оно и оказалось.

Жан-Клод склонил голову Ашеру на плечо, исчез в его золотыхволосах и рыдал и обливался слезами.

— Все это время... все это время я думал, что это моявина, что ты погублен, а виноват я.

Ашер протянул руку назад и погладил Жан-Клода по волосам.

— Это не было твоей виной, mom ami. Если бы ты был снами, когда нас схватили, они бы сделали с тобой то же, что и со мной, а этогоя бы не вынес. Если бы ты не был свободен и не мог бы меня спасти, я бы тогдапогиб вместе с нашей Джулианной.

Они держали друг друга в объятиях и плакали, и смеялись, иисцелялись, и вдруг я оказалась лишней в своем кружевном белье в этой кровати.И на этот раз мне никак это не было обидно.

Жан-Клод отпустил ardeur, когда оставалось меньше часа дорассвета — до момента, когда они оба должны были умереть. Мне не хотелосьоказаться под кем-нибудь из них, когда это произойдет. Но ardeur был задержанна дольше, чем мне приходилось раньше его сдерживать, и он ударил как стихия,как буря, смыл одежду с Жан-Клода и остаток одежды с меня.

Я металась на теле Жан-Клода, а Ашер — на моем. РукиЖан-Клода лежали у меня на талии, удерживая меня на месте, направляя, как ведутпартнершу в танце. Одна рука Ашера опиралась на кровать, другая держала чашеймою грудь, теребила, тянула на грани боли.

Я ощутила в себе нарастающее давление, предвестник взрыва,но я еще не хотела, еще нет. Я хотела Ашера так же, как хотела Жан-Клода. Яхотела, нуждалась, чтобы он проник в мое тело.

— Ашер, прошу тебя, внутрь, внутрь!

Он отодвинул мои волосы набок и обнажил шею. Ardeur полыхал.

— Да, Ашер, да!

Во мне наполнялся теплый глубокий колодец — только секундыоставались Ашеру, чтобы слиться с нами. Я хотела, чтобы его освобождениепроизошло одновременно с нашим. Чтобы он был с нами.

Кажется, еще что-то мне надо было бы помнить, но всепотерялось в ритме ударов тела Жан-Клода, в ритме моих бедер, в ощущении рук уменя на талии, руки Ашера у меня на груди, тугой уже до боли...

Он оторвал руку от кровати и отвел мне голову набок, держа,натягивая шею прямой длинной линией.

Будто они оба знали, знали, что собирается сделать мое тело,будто чуяли это, или слышали, или ощущали на вкус. И в тот миг, когда теплотахлынула через край, когда первые капли ее полились по коже и стянули телоузлом, Ашер ударил. Была секунда острой боли, и она тут же перешла внаслаждение, и я вспомнила, что забыла. Укус Ашера — наслаждение.

Я купалась в этой радости, пока не закричала без слов, беззвука, без кожи, без костей, я превратилась в ничто, а теплота — в проливноенаслаждение. И ничего больше не было.

Мы питались друг другом.

Мой ardeur пил Жан-Клода влажным теплом моего тела, черезвсе места, где моя кожа касалась его кожи. Мой ardeur пил Ашера, поглощал его,лежащего на коже, как и он поглощал меня. Ощущение его рта, сомкнутого у меняна шее, было как ощущение капкана — ardeur высасывал его через его же рот, и онсам впивал мою кровь, ел, питался. И пока он питался, меня сотрясал оргазм заоргазмом, и так было, пока не вскрикнул подо мной Жан-Клод — через наши меткион ощущал то же, что и я.

И я знала, что Ашер выпил больше, чем нужно было бы простодля кормления. Это не должно было меня убить, но в какой-то ослепительныймомент я подумала, что и не важно. Ради такого наслаждения можно молить, можноубить, можно даже умереть.

Я свалилась на Жан-Клода, дергаясь, не владея своим телом,способная только дрожать. Жан-Клод лежал подо мной, трепеща. Ашер свалился нанас обоих, я спиной ощущала его дрожь. Мы лежали, ожидая, пока кто-то из насобретет способность двигаться, или кричать, или что-нибудь вообще. Пришелрассвет, и я ощутила, как их души скользнули прочь, тела опустели и обмякли. Ябыла зажата в лихорадочном пульсе их тел, и вдруг Ашер стал тяжел, а Жан-Клодполностью недвижен.

Я попыталась выбраться из этой груды, но у меня еще руки иноги не работали как следует. А я не хотела лежать среди остывающих тел. И немогла встать. Не могла сбросить с себя Ашера. Не могла заставить телодвигаться. Сколько я потеряла крови? Слишком много? А насколько?

Голова кружилась, звенела, и я не знала, от секса это илиАшер действительно слишком много выпил. Я попыталась спихнуть его с себя — чтодолжно было получиться, — но не смогла. Меня скрутил первый предвестниктошноты, и это уже точно от потери крови. Потрогав шею, я обнаружила, что кровьпродолжает сочиться из проколов. А этого не должно было быть. Или должно? Яникогда добровольно не отдавала кровь. И не знаю, как должны кровоточить этираны.

Я попыталась поднять руки, как при отжимании, и мир поплылцветными полосами, тошнота грозила поглотить вселенную. И тогда я сделалаединственное, что было в моих силах, — заорала.

Дверь открылась, и появился Джейсон. Вряд ли когда-либо вжизни я была так ему рада. Но произнести я смогла только одно:

— Помоги.

Мой голос прозвучал слабо и перепуганно, так что мне самойпротивно стало, но еще меня тошнило, и голова кружилась, и не от посткоитальнойслабости — от потери крови.

Я теперь снова могла видеть, и оказалось, что я вся мокраяот крови — и кое-чего еще, но меня в основном волновала кровь, потому что этакровь была моя.

Джейсон свалил с меня Ашера — с такой бескостной легкостьюперекатывается только мертвое тело. Я не знаю, в чем разница между сном исмертью, но даже если руку тела подвинуть, сразу будет ясно, спит оно илимертво.

Ашер лежал на спине, волосы его разлились вокруг лицанимбом, ало блестел подбородок, шея, грудь. Шрамы не лишали красоты егообнаженное тело. Они не первыми бросались в глаза, даже не третьими. Он лежал,облитый моей кровью, как какой-то падший бог, наконец-то поверженный смертью.

Даже ослабленная потерей крови, я не могла не видеть егокрасоты. Что за фигня со мной творится?

Джейсон помог мне слезть с Жан-Клода, поймал меня в объятия,как ребенка. Я была голой; он стащил меня с кровати, где я явно занималасьсексом с двумя мужчинами, и при этом Джейсон не отпустил ни одного замечанияили шуточки. Уж если Джейсон по такому поводу не дразнится, значит, дело плохо.