– Он не снимет, – говорит девушка вслух. Про себя добавляет: «без веской причины».

Айвор издевательски смеётся. Впрочем, горечи в его смехе больше, чем издёвки:

– Я отдал двадцать лет жизни, двадцать лет, Лаис! По одной лишь твоей просьбе. А ты… ты всех предала. Альдов… людей… всех. И ради кого? Ради марионетки стихий, в котором и от человека-то уже ничего не осталось! Ты же видела, какой он! Пустышка! Скорлупка!

Аделаис бросает взгляд на альдов, шагающих впереди. Делают вид, что ничего не слышат, но получается у них так себе. Уши разве что не шевелятся от любопытства.

Ей хочется огрызнуться, но она чувствует себя в западне. Поэтому и ненавидит любой здравомыслящий альд просить, что потом ты в кабале. И пусть тот, кого ты просил сто раз прав или тысячу раз неправ, нет никакой разницы. Ты ему должен, и на этом всё.

– Яромир его убьёт, – неохотно роняет, наконец, девушка. – Если надо будет.

– Человек? Стихийного мага? Даже не смешно, – огрызается менестрель.

Лаис молчит. Смешного и в самом деле ничего нет – с амулетом альда, ускоряющим в сотни раз, стихийного мага убьёт кто угодно. Впрочем, вполне возможно, что Айвор во всём прав, и она совершенно зря всё это затеяла… но по-другому, наверное, и не смогла бы. Да, всё стало зыбко, слишком много неизвестных, и, вероятно, не всякая прорицательница увидит, к чему всё идёт… но зыбкий, даже призрачный шанс куда лучше гарантированной серой безнадёжности.

– Лаис… – снова начинает Айвор. И замолкает. И, кажется, что-то осмысливает, небыстро и мучительно. Потому что через полчаса, когда путники уже почти вышли к реке выдыхает: – Прости!

Она молчит: не простила и не простит, за что бы он там ни извинялся.

Дальше они идут вдоль реки в поисках моста, чтобы перейти на другой берег, а там уже рукой подать до скал, за которыми начинается другое княжество, и откуда уже легко можно попасть к альдам.

Мост догорает у них на глазах. Княгиня по всем правилам военного искусства отсекает пути отступления. Можно пойти дальше или обратно, в поисках парома или другого моста, но сомневаться не приходится – облава будет и там. Даже если не присматриваться, на крутом противоположном берегу видны огни костров, слышен шум лагеря… а если присмотреться, то видно и магическое плетение, которое обмануть уже куда сложнее, чем человеческий глаз. И Лаис уверена – наверняка, припасена там ещё пара ловушек на альдов, что-нибудь этакое, по лучшим рецептам времён Кровавой Империи.

Сама бы рискнула перебраться вплавь и попробовать уйти. Тащить Трома, Алану и Айвора с собой – верная смерть всем…

– Подождём, – говорит Лаис, на всякий случай накрывая отряд ещё одним отводом глаз и отступая вглубь леса на своём берегу. Есть ли у них здесь стихийник? Скорее всего, нет. Но как знать…

В любом случае, они не смогут стоять тут лагерем долго. Отправятся на поиски. Сами и сделают мост, который разрушили, надо только подождать…

Хотя ей ждать невыносимо. Сердце ноет и заходится от страха. Не за себя. За другого. За того, кто вопреки её убеждённости поместился в сердце и занял там, оказывается, столько места, что теперь она чувствует себя разбитой пополам. Неизвестность сводит с ума, а навязанные Айвором условия заставляют ненавидеть его так, как Лаис даже и не предполагала, что умеет. Чёрт бы побрал демонов, полудемонов и всех, кто с ними связан, вместе с их дурацкими «простыми» условиями!

Ужин ловит Тром, он же разделывает и жарит. Во взглядах, которые он бросает на неё, Аделаис читает жалость, и от этого ей хочется всем им врезать. Кроме, пожалуй, Аланы. Пожилая женщина-альд глядит равнодушно, и это лучше всего.

Лаис сидит на заботливо притащенном Тромом дереве и смотрит в костёр, сжимая в руках полную миску, к которой не притронулась. Стоит ли чего-то слово альда? Её слово?

Где-то неподалёку собирается гроза. Лаис косится на красные тучи, хотя закат в другой стороне, и сердце замирает от дурных предчувствий. Ничего хорошего красные тучи значить не могут.

– Красная, – задумчиво произносит Алана. – Где-то умер стихийный маг…

Она вскакивает, кажется, раньше, чем Алана успела договорить. Миска, до которой и раньше не особо-то ей было дело, летит на землю.

– Я должна знать, – говорит Лаис, поднявшемуся тоже на ноги Айвору. – Я. Должна. Знать.

– Ты обещала, – говорит в ответ менестрель. То ли соглашаясь и просто напоминая, то ли наоборот, желая не пустить. Впрочем, Аделаис плевать.

– Обещала, – соглашается девушка, срываясь с места.

Альды бегают очень быстро, альды умеют даже играть со временем, но всё же и они не способны отыскать человека мгновенно. Лаис чувствует свои амулеты, вернее, один из них, но очень слабо. Только примерное направление, и то – оно сбивается, плывёт, отражаясь от каких-то магических вспышек, а затем и вовсе пропадает, стоит ей попасть в грозу. Вопреки обыкновению девушка не гоняется за молниями, а уворачивается от них – кажется, что одна молния этой необычной грозы способна разрушить саму суть Лаис за считанные секунды… Ей мерещится, что даже и капли жгут кожу, но это, наверняка, всего лишь мерещится, да и какая разница? Сейчас важно всего лишь одно: жив?..

В скалах ориентиры теряются окончательно, и Лаис просто с маниакальным упорством носится по камням, разыскивая хоть что-то. Что-то и находит.

Уже стемнело, но она видит и засохшие брызги крови, и разбросанные в разных местах тряпки, бывшие когда-то чьей-то одеждой.

Чьей-то. Не его, не Ирислава – в этом Лаис уверена, но этого, разумеется, мало. Поэтому она ищет дальше. Если князь жив, вероятно, он собирается вернуться в замок княгини Иршши, или хотя бы в город, так что девушка бежит в этом направлении. Чем больше она удаляется от места предполагаемой битвы, тем легче становится дышать, и вскоре даже начинает различаться её амулет. Тот, который у Яромира. Совсем недалеко, буквально полтора часа перехода для человека и всего несколько минут для альда, который сильно торопится. Лаис устала. У неё уже давно не осталось сил: многое было вложено в амулеты, остатки давно сгорели в попытке обмануть время и пространство и получить ответ на самый главный вопрос в один момент… Но она всё равно продолжает, остановиться уже невозможно, а каждая секунда неизвестности приносит куда больше боли, чем уставшее тело.

И вот, кажется, она у цели: костёр. Он мирно потрескивает, посылая искры в небо. Вокруг сидят люди: пятеро мужчин, одна женщина. Сердце Лаис болезненно сжимается – не то. Нет здесь ни Яромира, ни князя, но почему же тогда амулет?..

Ветер доносит обрывки слов откуда-то слева, из темноты леса, и уже особо ни на что не надеясь – сил на надежду не осталось, девушка идёт туда.

Его Светлость Верховный князь Шести княжеств сидит на корточках и ест чернику, а Яромир смущённо топчется рядом, разрываясь между князем и какой-то девушкой, которая тоже собирает чернику. В свете выглянувшей луны особенно хорошо видно, что у князя совершенно не по-княжески вымазан рот и ладони, а в глазах его столько удовольствия от жизни, столько жажды этой самой жизни, что у Аделаис перехватывает дыхание. Кольцо тускло мерцает на пальце Ирислава, и всё это может означать только одно. Совершенно невероятное и удивительное, как, впрочем, и всё, что связано со стихийными магами вообще и Ириславом в частности: он как-то отвоевал у стихий часть себя. Вероятно, потому лишь, что второй стихийный маг оттянул часть силы, но это всё равно удивительно и прекрасно. Настолько, что Лаис позволяет себе постоять незаметно под прикрытием отвода глаз ещё несколько минут… Посмотреть. Убедиться, что не почудилось. Попрощаться.