Альды же словно в насмешку назначали в послы сплошь девчонок – одна другой краше и изящнее, князь отсылал их обратно, даже не давая себе труд запомнить имя.

А теперь он поедет за ней сам.

В канун отъезда пришла Василина. Поздно пришла, уже затемно. Ирислав даже из кабинета успел уйти, и ко сну раздеваться начал…

– Мой князь, – улыбается ведунья, проскальзывая в собственноручно открытую Ириславом дверь.

– Что стряслось? – ровно спрашивает он, хотя, кажется, понимает, к чему всё идёт. И, честно признаться, не рад. Когда в мыслях господствует одна, остальных уже и не надо…

– Соскучилась, – шепчет девушка, и тянет как когда-то шнуровку на платье, увеличивая и так вполне откровенное декольте.

– Василина, – Ирислав качает головой, отступает. – Не нужно.

– Нужно, – девушка настроена решительно: подходит к князю и хватает за руку, кладёт себе на грудь. – Это сердце бьётся для тебя, мой князь. Я знаю, куда и зачем ты едешь. Но она не родит тебе наследников, как бы вы друг друга ни любили!

– Наследников? – переспрашивает князь, мягко высвобождая руку.

– Наследников. Все дети альдов – всегда альды, с кем бы они их ни делали. У Аделаис могут родиться только альды. Ты же не поставишь альда над людьми, князь?

– Не поставлю, – соглашается Ирислав, и руки на всякий случай прячет за спину.

– А я рожу тебе сына. Сильного и смелого, такого же как ты! Я никому ничего не расскажу, никто до его совершеннолетия и не узнает ничего, а потом ты его признаешь! Ирислав… Мы ей ничего не скажем, но у тебя будет ребёнок! Человеческий ребёнок! А ведь она может и вовсе не родить, говорят, альды через одного бесплодные…

– Василина, не нужно, – повторяет князь. Слушать рассуждения о том, будут ли у них с Лаис дети он не готов ни от кого, кроме, пожалуй, самой Аделаис. Но говорить об этом сейчас – делить шкуру не то что не убитого, ещё не родившегося медведя.

– Я люблю тебя! – всхлипывает ведунья, прижимается, обхватывает его руками.

– Прости, – тихо говорит князь.

Василина – друг, одна из немногих, она – его человек, как он говорил, кажется, госпоже Аделаис, и между ними был простой, пусть и негласный, договор, что за близостью ничего не стоит… Так почему же теперь ей больно, а ему ужасающе неловко и за себя, и за неё?

– Я просто хочу от тебя ребёнка, – поднимает на него заплаканные глаза Василина. – Пусть он и не будет наследником, можешь не признавать, просто сделай это для меня! Пожалуйста! Ирислав… пожалуйста! Я любую клятву принесу, что никто ничего не узнает, скажу, если хочешь, что от твоего племянника нагуляла… всё, что угодно! Ты же знаешь, я буду хорошей матерью! Всего одна ночь, мой князь, неужели я не заслужила такой мелочи?

Детей князь хотел. И, положа руку на сердце, хотел бы, чтобы дети его были людьми. Впрочем, если выбирать между стихийниками – а велик шанс, что его дети унаследуют его дар, больше походящий на проклятие, и альдами, то он бы выбрал второе. Но сейчас дело даже не в этом. Ирислав ни при каком раскладе не хочет, чтобы его ребёнок рос без его участия…

Вот только слова найти удивительно тяжело.

– Василина… – вздыхает князь. Как сказать «уйди»? Не тяни душу, не мучай меня и себя. Возможно ли отказать так, чтобы не обидеть хорошего человека, но и напрасной надежды тоже не оставить?

– Всего одну ночь, – просит она. Слёзы уже исчезли из голоса, на смену им пришла страсть, причём князю кажется, что это больше страсть сделать по-своему, как задумано, нежели любовное желание. Василина же, видимо, думает, что она почти у цели, что надо только лишь чуть-чуть поднажать… И она поднажимает: поворачивает кольцо на пальце, и князя окутывает серебристо-розовый туман, в нос бьёт резкий запах роз и ещё чего-то, приторно-сладкого и оттого отвратительного.

Голова начинает кружиться, а прижимающаяся к нему женщина вдруг каким-то противоестественным образом начинает казаться самой желанной на свете. И кажется – а действительно, ну что в этом такого, подумаешь – одна ночь. Ведь они с Аделаис ничего друг другу не обещали, более того, она сама просила отступиться. Может статься, что она влюблена в какого-нибудь альда, или в принца Александра, и всё, что было – было притворством, политической игрой, а может, и вовсе ничего не было, и он сам себе сочинил… Да если подумать, с Аделаис он был всего лишь раз, а с Василиной – десятки, и ведунья точно хранила ему верность, а с девушкой-альдом ничего и не разберёшь…

Василина бесстыдно вжимается всем телом, обхватывает за шею, заставляя нагнуться, прижимается к губам… и именно это почему-то отрезвляет. Вспоминается поцелуй Аделаис. Зелёные глаза, в которых никогда ничего не прочесть, и в то же время всегда столько всего…

Он скидывает руки Василины, резко отступает… и молча уходит из своих покоев. Как был – без рубахи, в одних лишь штанах, и хорошо ещё, что не успел снять сапоги, а то ведь ушёл бы и босиком. Просто чтобы не прибить настырную ведунью. Или правильнее говорить ведьму?..

– Арестуйте, – с трудом выталкивает из себя дружинникам, невозмутимо приветствующим его у дверей. – Арестуйте ведунью.

Свежий воздух горчит, и Ириславу хочется пойти и побиться головой о какое-нибудь дерево… или нет, дерево жалко, лучше о скалу. Или сдёрнуть кольцо и устроить ураган.

Казалось бы, междоусобица давно закончилась, и все, кто прошёл с ним смутные времена, должны жить теперь долго и счастливо, ибо лишений и страданий на их долю и так выпало достаточно. Ан нет. Умирают, уходят… предают.

Глава 19

Королевский зов застал Лаис как раз в тот момент, когда она ухватила снежного барса за хвост. Не то чтобы она имела что-то против данной конкретной особи или барсов вообще, просто… изнывала от скуки. За молниями гоняться, конечно, куда интереснее, но что же делать, если гроза в принципе не часто посещает королевство альдов, а в последний месяц не приходит вообще… Словно обиделась.

А дела у неё никакого нет, и уехать куда-нибудь, в то же королевство Син хотя бы, король ей не позволил. Так что всего и развлечений-то: погонять снежную кошку, да послушать очередную сплетню – как Верховный князь Шести княжеств очередного посла отослал. Альды болтливостью не отличаются обычно, но обсудить с ней эту тему считал своим долгом чуть ли не каждый второй. Лаис отмалчивалась. Сказать ей было нечего, рассчитывать тоже не на что, хоть сердце и замирало при одном лишь упоминании княжеств…

Лаис отпустила хвост и, укрывшись отводом глаз от беснующегося и шипящего кошака, направилась во дворец. Может быть, Ирислав, наконец, принял посла – Роксана чудо как хороша, и очень даже умна, и теперь король разрешит ей, наконец, куда-нибудь уехать? Впрочем, даже если и не принял, что толку её, Аделаис, здесь держать? Поехать в княжества она всё равно не сможет…

– Принял? – с замиранием сердца спрашивает она, отвесив положенный поклон. Глупое всё-таки сердце. И того хочет, и этого, не понимает, что о несбыточном не следует мечтать.