Лондон, 15января 2012года

Привет, Брюс!

ОтСкарлетт ничего неслышно стех пор, какмы поссорились. Оливер отправил меня намассаж вспа-салон (видимо считает, что мне нужно расслабиться). Мы снова говорили отом, чтобы устроить романтический уик-энд вПариже.

Я очень хочу вПариж. Если Оливер несможет, поеду одна. Вдетстве мы соСкарлетт мечтали туда поехать. Одно время мы были им одержимы. Вотличие отнаших подруг мы неносили дизайнерские шмотки, непроводили весенние каникулы воФлориде, неходили помодным ресторанам Бостона илиПровиденса. Зато унас было французское гражданство, что куда круче любого белья «Виктория Сикрет», которое носила Эшли. Поэтому мы решили, что французское гражданство станет нашим козырем вбеспощадных школьных джунглях. Ячитала фпанцузские романы, Скарлетт– разучивала французские песни. Мы мусолили старый мамин путеводитель поПарижу, придумывая маршруты, покоторым будем гулять, когда окажемся встолице Франции. Интернета унас дома тогда небыло, поэтому мы садились забиблиотечный компьютер ивместо доклада побиологии распечатывали карту парижского метро, размытые черно-белые фотографии базилики Сакре-Кер иНотр-Дама, которые вешали надкроватями.

Мама неподдерживала связь ссемьей. Ее родители умерли через некоторое время после моего рождения. Мама уже была беременна Скарлетт ине смогла поехать наих похороны. Мама– единственный ребенок всемье, поэтому воФранции унас нет нидвоюродных братьев исестер, нидядюшек итетушек, которых можно былобы навестить. Мы ужасно сокрушались поэтому поводу. Потом Скарлетт потеряла интерес кПарижу исосредоточилась наодной вещи: музыке. Она играла нагитаре все свободное время. Музыка стала ее навязчивой идеей, единственным, что имело значение. После двух лет занятий госпожа Гамильтон решила, что моей сестре нужно брать уроки унастоящего гитариста, итеперь учила ее только пению. Тем более, что наконец поняла, что несможет убедить Скарлетт посвятить себя классической музыке, аточнее фортепиано, ккоторому унее, видимо, был настоящий талант. Итак, наша учительница снова пришла кмаме идала ей телефон учителя игры нагитаре. Нона этот раз, несмотря нанастойчивость госпожи Гамильтон, мама отказалась оплачивать уроки Скарлетт. Скарлетт было четырнадцать илипятнадцать лет, иона устроилась впортовый ресторанчик, где подрабатывала повечерам иввыходные, чтобы накопить деньги науроки. Теперь Скарлетт возвращалась домой, источая запах рыбы, хотя терпеть ее немогла.

Надворе стояло время, когда люди записывали накассеты понравившиеся песни, которые крутили порадио. Иногда магнитофон зажевывал кассету, иприходилось разматывать ее карандашом. УСкарлетт была целая коллекция кассет, все– аккуратно помеченные ирасположенные валфавитном порядке. Она записывала тексты песен вмаленьком синем блокноте наспирали, который всегда носила ссобой. Она могла ночами напролет слушать радио вожидании любимого хита, чтобы его записать.

Когда дело касалось музыки, Скарлетт проявляла удивительную дисциплинированность. Востальномже была творческой домозга костей личностью. Ее половина комнаты напоминала базарную площадь после урагана, она всегда ивезде опаздывала, забывала расписание уроков, меняла мнение чаще, чем трусики, ипроявляла такойже бурный характер, какокеан вдекабре. Я, всвою очередь, невходила вчисло популярных девчонок, ноине была изгоем, которого толкают вкоридорах ичьи шкафчики соскорбительными надписями свидетельствуют отом, что узадир проблемы своображением. Это посей день ставит меня втупик. Мои многочисленные попытки непривлекать ксебе внимания закончились тем, что яоказалась внейтральной зоне, среди детей, кого нетрогают, потому что даже неподозревают обих существовании. Авот Скарлетт стринадцати лет начала одеваться врокерском стиле иоставалась ему верна. Унее были густо подведенные глаза, бледное лицо, разорванные ее стараниями джинсы икожаная куртка, ради которой она целое лето проработала уборщицей напроходящих мимо яхтах. Вдетстве мы были очень похожи, поэтому язаплетала волосы, аСкарлетт всегда носила их распущенными, нопосле того, какона сменила стиль, нас больше никто непутал. Когда мы были вдвоем, нас всегда было трое:я, Скарлетт иГамильтон, ее гитара. Мы проводили вместе почти все время. Если подумать, то мы были очень разномастной парочкой: ясо своим строгим конским хвостом иочками, иСкарлетт сосвоими подержанными мартенсами игитарой, которая всегда была приней, какжизненно важный орган.

Скарлетт пользовалась особым статусом. Вусловиях жестокой школьной диктатуры, когда любой, кто выделяется измассы, обречен нанемедленную социальную смерть, Скарлетт, пологике вещей, недолжна была выжить. НоуСкарлетт был весомый козырь врукаве: ей было плевать. Плевать навсе, кроме музыки, плевать нато, что ею восхищались. Она никогда неказалась мне более крутой, чем тогда, когда шла пошкольным коридорам снаушниками вушах, необращая нималейшего внимания нанасмешки иоскорбления, вызванные ее необычностью. Конечно, уСкарлетт были свои недостатки, но, вспоминая прошлое, явосхищаюсь ее бунтарским духом.

Мы сДакотой иЭшли тратили время, обсуждая мальчиков исредства отпрыщей. Втретьем классе мой опыт романтических отношений ограничивался держанием заручки снеким Уиллом. Вконце концов мы расстались, потому что яперестала надеяться, что он когда-нибудь меня поцелует. Какиостальные девочки, явлюбилась вДжошуа Ричардсона. Уверена, утебя вшколе тоже свой Джошуа Ричардсон: образец полного придурка, покоторому вздыхали все девчонки. Метр восемьдесят пять идиотизма, скрытого заулыбкой, более разрушительной, чем вспышка гриппа взамкнутом пространстве, икубиками пресса, который заслуживал быть включенным вСписок Всемирного наследия ЮНЕСКО. Джошуа было семнадцать лет, иодно это делало его вмоих глазах ужасно привлекательным зрелым мужчиной.

Помимо телосложения уДжошуа было три достоинства: 1) он был капитаном команды поамериканскому футболу; 2) он учился ввыпускном классе и3) ах, точно, онже учился ввыпускном классе! Ихотя ядумала онем днями иночами, яникогда ипредставить немогла, что он мной заинтересуется. Поэтому явмельчайших подробностях помню тот день, когда Джошуа Ричардсон вореоле света спустился сосвоего пьедестала (лестницы, ведущей куборным) иобратился комне сречью. Ястояла перед своим шкафчиком, доставая оттуда учебник поистории, напевая «Truly, Madly, Deeply» группы «Сэведж Гарден». Тогда эта песня была моей любимой– впервую очередь потому, что действие музыкального клипа (я знала его наизусть) происходило вПариже. Аеще потому, что уменя был ужасный вкус, очем явно свидетельствовали фотографии «Бэкстрит бойз», беззастенчиво приклеенные квнутренней стороне дверцы моего шкафчика.

–Алиса?

Мне потребовалось пятнадцать секунд, пятнадцать долгих секунд напряженного размышления, чтобы отреагировать ипроизнести пять слов.

–Ты знаешь, какменя зовут?– спросил одновременно пронзительный исдавленный голос, который, какяне сразу поняла, принадлежалмне.