Она пропустила уже две лекции.

Черт, почему же мамаша не разбудила ее? Она ведь знает, что в понедельник, среду и пятницу у нее лекции по утрам…

Или не знает?

Сложно было сказать, сколько внимания эта сука уделяет сейчас домашним делам.

Пройдя в ванную, Фэйт начала было причесываться, но остановилась и посмотрела на себя в зеркало. Ей правда хочется идти сегодня в универ? После того как она бросила ботанику, на сегодня у нее оставалась всего одна лекция. А в библиотеке она вполне может подмениться и отработать в другой день…

Какая-то ее часть идти не хотела. Эта другая часть не хотела ходить в универ, начиная с самого первого дня. Что-то в Университете Бреи заставляло ее чувствовать себя… не в своей тарелке. И Фэйт никак не могла понять, что именно. Конечно, это было как-то связано со студентами. Правда, американская литература была единственным ее курсом, на котором сидели абсолютные задницы. И Джим был для них достойным противовесом. Нет, здесь было что-то иное, что-то из области женской интуиции и предчувствий, в которых она никогда не была сильна. В Санта-Ане у нее всегда были конкретные поводы любить или ненавидеть, но те двусмысленные ощущения, которые Фэйт испытывала в Брее, были совсем другими. И уже одно это заставляло ее нервничать.

В то же время, чем еще ей заняться сегодня? Сидеть дома? Ждать, пока появится мамаша, чтобы посмотреть, кого она притащит с собой на сей раз? В универе, по крайней мере, будет чем заняться. И, кроме этого, ей реально нравится работать в библиотеке.

А уж если совсем начистоту, то ей действительно хочется увидеть Джима.

В зеркале Фэйт заметила, что улыбается. И попыталась убедить саму себя, что Джима ей надо увидеть потому, что хочется узнать, что именно газете удалось выяснить о докторе Остине и о том, как он издевается над животными. Хотя главным было то… было то, что Джим ей нравится.

И это решило все.

Она едет в универ.

Фэйт быстро причесалась, почистила зубы, влезла в джинсы и выцветшую майку с эмблемой Гринписа и схватила сумочку и ключи от машины с комода у себя в комнате.

На американскую литературу она вошла в пяти шагах позади преподавателя.

Обсуждали «Мудрую кровь» Фланнери О’Коннор. Это был коротенький роман, но Фэйт прочитала только половину, поэтому намеренно молчала и не участвовала в дискуссии. Джим, сидевший рядом, много говорил, не соглашаясь с интерпретациями других студентов. Она не могла решить, кто из них прав, а кто нет, но в любом случае была на стороне Джима и мысленно подбадривала его, как будто литературная дискуссия была футбольным матчем, а он – квотербеком ее команды.

После занятия они вместе пошли к лифту.

– Как там со статьей? – спросила Фэйт. – Вы что-нибудь выяснили?

– Хотел бы я сказать «да», – Джим вздохнул, – но я не смог найти подтверждений твоему рассказу. Доктор Остин все отрицает. В понедельник я был на твоем потоке и поговорил с парочкой студентов, но они тоже говорят, что ничего подобного не было.

– Так, значит, я вру? Да?

– Нет. Просто…

– И ты мне не веришь, правильно?

– Верю. – Джим взглянул на нее.

Мгновение они стояли посреди коридора не двигаясь.

– Но почему? – спросила наконец Фэйт. – То есть я хочу сказать, что на твоем месте я бы не поверила.

– Не знаю, – ответил Паркер. – Может быть, потому, что я думаю, что ты честный человек. Может быть, потому… потому что твой рассказ не кажется в этих стенах абсолютно невероятным.

Фэйт хотелось спросить Джима, что он имеет в виду. У нее было такое чувство, что они оба что-то понимают и с чем-то оба согласны, но почему-то она сдержалась и ничего не сказала.

– Знаешь, – сказал Джим, – мы могли бы напечатать статью с твоей точкой зрения, используя тебя как единственного свидетеля. Я возьму у тебя интервью, процитирую его, расскажу о том, что случилось… Обычно мы требуем, в соответствии с нашей политикой, чтобы было по меньшей мере два источника информации, но в данном случае я могу сделать исключение. Хотя, скорее всего, тебе придется непросто. На твою голову выльются ушаты грязи.

– А вы печатаете письма к редактору? – спросила Фэйт.

– Иногда.

– А что, если я напишу такое письмо? Тогда тебе не придется нарушать вашу политику, а я смогу рассказать людям, что же произошло в действительности.

– Ты точно не хочешь заняться журналистикой? – Джим улыбнулся. – А то я готов составить тебе протекцию.

– Кто знает, может быть, этим кончится…

– Колонка редактора выходит по вторникам. В номер на этой неделе ты уже опоздала, а материалы в следующий надо было представить еще вчера. Так что если хочешь, чтобы тебя напечатали через неделю, материал должен быть у меня в понедельник. Иначе все снова отложится.

– Ты получишь его в пятницу.

– В пятницу меня не будет на занятиях.

– Ах вот как. – Фэйт постаралась не показать своего разочарования. – Но я могу принести его в редакцию.

– Я не в курсе, что именно у нас будет в пятницу. Так что давай в понедельник.

– Договорились. – Она кивнула.

– В восемь утра тебе нормально?

– В понедельник. Ровно в восемь.

– У меня останется время отредактировать материал, а у тебя – переписать его, если понадобится.

– Переписать?

– Политику можно менять – стандарты незыблемы.

– Договорились. – Фэйт рассмеялась.

Они подошли к лифтам. Джим нажал обе кнопки.

– Ты что?..

– Да, мне надо идти на работу. Когда я бросила ботанику, то поменяла свое расписание. Теперь я буду раньше заканчивать.

Двери лифта открылись, прозвучал унылый сигнал и зажглась стрелка «ВВЕРХ». Люди в кабине потеснились, чтобы дать место Джиму.

– Ну что ж, увидимся, – сказал он, зайдя в лифт.

– Пока.

– Не забудь, в восемь.

– Буду.

Двери стали закрываться.

– Подожди! – крикнула Фэйт и просунула между ними руку. – А где находится редакция?

– В этом же здании. Третий этаж. Комната триста шесть.

Сделав шаг назад, она взмахнула рукой.

– Увидимся.

Двери закрылись. Не желая ждать следующего лифта, Фэйт повернулась и стала спускаться по лестнице.

«Вообще-то стоило бы поволноваться по поводу письма к редактору», – подумала она. Ей же полагается ощущать груз ответственности. Но чувствовала она себя просто великолепно.

* * *

Фэйт считала, что университетская библиотека – прекрасное место для работы. Зарплата была невысокой, но ей нравилась атмосфера, тишина, старательные студенты и бесконечные ряды книжных шкафов. Особенно нравилось расставлять книги по полкам, хотя это была работа, которой большинство старалось избегать. Нравилось натыкаться на книги, до которых в иной ситуации Фэйт никогда не добралась бы, рассматривать их обложки, читать названия. Иногда, если книга казалась ей интересной, она доставала ее и изучала информацию на пыльном переплете или даже заглядывала в нее и читала отдельные абзацы, страницы, главы. Это в какой-то степени заставляло ее чувствовать себя полной дурой, понять, насколько мало она знает, насколько отрывочно ее образование и насколько мала ее вселенная. И в то же время вдохновляло ее и давало ощущение того, что ей все по плечу, словно перед ней раскинулся громадный мир, ждущий, когда она его изучит. В жизни было так много непознанного, так много интересного, такой большой выбор – и все это было, если можно так сказать, в ее распоряжении.