Мать твою…

Её ожидаемо толкают, поскальзывается!..

С ужасом наблюдаю, как она катится по крутой горке на животе, на своих ледянках головой вперёд. А следом спустя секунды летят взрослые. И их скорость больше.

Моя фантазия в панике рисует мне мясо, которое сейчас случится. Она подскочет на этом трамплине на метр, влетит лицом в ледяное полотно, а сверху на неё обрушится пара нетрезевых туш.

Срываюсь с места, перемахивая через борт горки прямо после трамплина, за мгновение до того, как Ариша подлетает в воздух. Хватаю её на лету. От удара теряю равновесие. В меня, кто-то врезается, лечу на спину, прижимая крепче её к себе. Ловлю затылком лёд, воздух выбивается из лёгких. В ушах шум, на мгновение отключает. Чувствую, как в нас врезаются ещё люди, которые катятся и катятся следом. Нас кто-то вытягивает с полотна. Из моих рук пытаются, вытащить дочь. Не соображая сжимаю крепче.

— Богдан! Это я… я… — слышу голос Синички. — Отпусти.

Расслабляю руки. Снова на мгновение отключает. Но я не могу себе позволить исчезать из этой реальности, у меня нет дублёра. А там мои девочки.

— Богдан… Богдан! — шлёпает мне по лицу холодной ладошкой Синичка. — Касьянов!

И, так и не нырнув слишком глубоко, оглушенный, напрягаю пресс, садясь на снегу. Трогаю дезориентированно разбитый затылок.

Ариша стоит как испуганный нахохлившийся воробей.

— Черт… ммм… больно.

Касаюсь языком губы.

— Оо… Больно?!..

Синичка, сидя передо мной на коленях, трясущимися пальцами касается моего затылка.

— Кровь!

Я слышу её голос как из бочки. Глаза не фокусируются.

— Прости меня, пожалуйста, — шмыгает она носом, прижимаясь лицом к моему плечу. — Ты хороший папа! Самый лучший!

Да знаю я…

Трогаю руками лицо. Справа — привычное неприятное онемение, слева раскалывается от боли так, что хочется нырнуть головой в снег.

Набираю охапку, прикладываю к лицу слева.

— А ты — наказана! — плача, ругает Аришу Синичка. — Наказана!! Непослушная девочка!

— Не буду больсе… — бормочет удрученно Ариша. — Питель буду послусная.

— Питерь! Питерь поздно! Сразу надо быть послушной! Приедем домой, в угол тебя поставлю. Богдан, тебе к врачу надо…

— Обе у меня в углу стоять будете, — поднимаюсь на ноги.

За что правда не помню. Подаю руку Синичке. Подхватываю молча Аришу. Веду всех в машину. Накатались…

— Папа…

Молчу.

— Пап. Папа… — шепчет дочь, тыкаясь в щеку носом.

Игнорируя, пристегиваю к креслу.

— Богдан, тебе к врачу надо.

Морщась, перевариваю эту мысль.

— Потом.

— Сейчас надо. Вдруг у тебя трещина там, а ты не чувствуешь?

Касаюсь лица, затылка.

— Мне больно, — ошеломленно смотрю ей в глаза. — Что-то изменилось.

Припоминаю, что мы куда-то торопились, очень важно было нам туда. Куда — не помню. В голове каша.

— А куда мы ехали-то?

— К хорошим людям… — испуганно хлопает ресницами Синичка.

— Аа… К Медведеву, наверное. Я посижу немного.

Закрываю глаза, прислушиваясь к ощущениям.

— Богдан… — испуганно.

Ловлю на ощупь её руку, прижимаю к лицу, к ноющей стороне. Так получше.

— В угол, Синичка, на колени, на горох. И по заднице ещё получишь.

— Да за что? — недоверчиво смотрит на меня.

— Не помню, — сжимаю виски. — После контузии иногда кратковременную отрубает ненадолго. Но я вспомню и получишь!

— А почему у вас так? — гладит моё лицо.

Потому что ранение у меня было сложное. И теперь спец эффекты разные.

— Поцелуешь, расскажу…

— Ну не при Арише же! — шепчет она растерянно.

— Замётано… Поехали.

Ася

— Медведь, Лев и полуопер Крольков, — подводит нас к воротам. — Коллеги мои.

— Почему полуопер? — интересуюсь я.

— Растяпа и бестолочь. Начальство окрестило полуопером. Ни одного дела сам до ума не довёл. Но в целом, мужик добрый.

— А Медведь почему?

— Медведев.

— А Лев — Львов?

— Нет, Лев — Айдаров. Лев Михайлович. Вот все трое — мой отдел. Лев, правда, с нового года у нас в прокуратуре. Приказ на перевод подписали. Он-то нам и нужен.

— Зачем?

— А он подтвердит, что было заявление на Лобова, которое мы с тобой придумали. А потом его забрали. Если уж разводить начальство, то так, чтобы концов никто не нашёл.

Во дворе у Касьяновских коллег шумно, весело и людно. Мы с Аришей идём за руку, вслед за Богданом.

— Оо… Богдан Максимович, пожаловал! Наш старший оперуполномоченный, — многозначительно выделяет слово "старший" брутальный здоровяк с бородкой.

Хотя Богдан явно младше него.

— Прекрати, Медведев, не я же тебя с должности уронил.

— Да шучу я… — морщится миролюбиво. — Ты свои погоны честно заработал. Я не в обиде. С новым годом!

— С новым годом.

— Кого это ты там прячешь? Бульчонка своего? Давай-ка её сюда.

— Дядя Миса, — выглядывает Булочка.

— Привет, пупсик! — подкидывает он её повыше.

Булочка довольно пищит.

— И меня!.. И меня!.. — бегут ещё две девочки, чуть постарше, шоркая штанишками тёплых комбинезонов.

Начинается довольная возня с визгом.

Богдан берёт меня за руку, ведёт дальше, к горящему в мангале огню.

— Когда нас сюда перевели, Лобов снял Медведя с должности, объявив ему выговор с занесением, — поясняет Богдан. — И на эту должность потом посадил меня.

— Ого…

— Некоторое время у нас был конфликт в отделе. Потом сработались.

Какой-то парень пафосно и театрально поёт под гитару романс, раскачиваясь на качелях с сильно беременной красивой блондинкой.

— Очи чёрные… Очи жгучие!..

К нам подходит ещё один мужчина.

— Здорово, Айдаров, с новым годом, — за руку здоровается с ним Богдан

— С новым! А у нас видишь, цыгане, бубны, медведи… — кивает на того, который возится с девчонками.

— Ага, весело.

— Знакомь… — играет бровями, бросая взгляд на меня.