Ладно ещё — самому не трогать. Пока. Но… А если у этой милой барышни вдруг парень появится? Я же его урою! И её как Дездемону…

Сдавались бы Вы, Агния как Вас там по батюшке, от греха подальше. А то мне уже очень нехорошо.

Оттягиваю воротник от горла, вдыхая поглубже. Не дышится мне полной грудью.

Часики тикают…

— Желания загадывать будем? — наливаю нам по бокалу.

— А уже пора?

— Да.

Сажусь напротив её. Протягиваю один.

— С новым годом, — синхронно шепчем мы, касаясь бокалами.

Зажмуривается. Ресницы подрагивают. Голые пальчики торчат из-под простыни. Нежные, аккуратненькие…

Внутри меня мечется зверь в клетке.

Ну, почему? Почему?! Почему?? Ааа…

Неожиданно ловлю себя на том, что наклонился к её чуть приоткрытым губам. Очень близко.

На улице грохочут первые взрывы фейерверков. Близко. Громко. Агния распахивает глаза.

Я ж не загадал!

Поспешно пытаюсь сформулировать, в последнюю секунду, не сводя с Аси глаз.

Её хочу, короче!

— Смотреть пойдём, — киваю на окно.

Живём мы недалеко от центра, и в новогоднюю ночь здесь ярко.

Подаю ей руку, поднимая с дивана.

Из детской топот. Ариша несётся в гостиную, выпучив глаза.

— Все на месте! — успокаивающе раскрываю ладони.

Бежит в кухню, собаки, реагируя на панику и грохот, несутся следом, газуя по полу и сметая снова ёлку. Кора передними лапами врезается в край махровой простыни, лежащий на полу. Сдергивая наполовину её с Синички. Полотенце под простыней начинает разматываться.

Хаос и паника!

Ловлю верхние края полотенца, не позволяя ему упасть. Глядя в глаза Синичке, закрепляю над грудью потуже. На системе играет что-то медленное и чувственное.

— Ты обещала мне танец, — вспоминаю я.

— Так?! — смущаясь, держит полотенце на груди.

— Тебе идет полотенце, — дергаю бровью.

И эта гостиная. И я.

Подхватываю её за талию, вовлекая в танец. Меня ведёт от запаха мокрых волос. Чуть выше полотенца касаюсь пальцами позвонков, не сводя глаз с ее обнаженного плеча. Ммм… сладкая пытка!

Ариша в кухне залезает на стул, с него на подоконник. Положив ладони на стекло, с восторгом смотрит в небо, расцветающее красками. Я вижу ее отражение и наше отражение.

Ветки ёлки тлеют в камине. Собаки носятся и лают. Мы — танцуем медленный, касаясь лицами. Я это чувствую! Чувствую!!! Сердце истошно бьётся.

Такой у меня будет год?

Ася

Утро…

Потянувшись, упираюсь руками в стенку. Поднимаюсь, осматриваюсь. Булочка сладко сопит напротив.

Закутываюсь в пожертвованный мне Касьяновым халат. Дома прохладно. Укрываю потеплее Аришу сверху ещё и своим одеялом. Улеглись мы только под утро, пусть подольше поспит.

Закрываю плотнее шторы с рыбками, пряча своё бельё на батарее.

Выхожу в гостиную. Собаки тут же подскакивают на ноги. Сонно трясут ушами.

Мы настороженно смотрим друг на друга. При Богдане, конечно, они ведут себя довольно дружелюбно. Но я всё-таки побаиваюсь. Огромные…

Медленно пробираюсь мимо них в ванную комнату. Они словно привязанные идут следом. И, обнюхивая меня, носами норовят залезть под халат.

— Эй! — уворачиваюсь я. — Все в папочку своего…

Повизгивая крутятся у дверей. Выпускаю их сначала на веранду, а потом на улицу.

Выдыхаю. Так-то будет поспокойнее.

Умывшись, иду на кухню. Если уж меня приютили несмотря на мою несговорчивость, а не заперли в чулан, то неплохо бы порадовать завтраком хозяев. Беда в том, что макароны, гречка в пакетиках для заваривания и овсяные хлопья, залитые горячим молоком — это мой максимум. Сосиски ещё могу и яйца.

При бабушке я не готовила. А после того, как она умерла, готовить и не хотелось.

Вряд ли мои кулинарные подвиги поразят старшего оперуполномоченного. Аркадия он готовил шедеврально. И рёбрышки тоже были словно из ресторана. А хотелось бы поразить!

С ним вообще очень сложно. Резкий он. Категоричный.

Открыв холодильник, с унынием смотрю на его содержимое. Забираю пачку творога и сметану.

Знаю я одну вкусняшку… Высыпав в чашку творог, густо заливаю его сгущёнкой и сметаной. Высыпаю туда же из миски цукаты. Это очень вкусно! Я бабушке помогала на Пасху готовить.

Перенюхав несколько пачек с заваркой, завариваю свежий чай, выбрав с запахом и кусочками клубники. Наливаю кипяток.

Неожиданно обрушиваются воспоминания вчерашнего вечера. Пальцы его на моей коже. Губы близко-близко… Мой взгляд плывёт, теряя фокус. По спине мурашки! Я застываю с чайником в руках, вода льётся в заварник.

— Ася! — подхватывает со спины меня под руку Богдан, останавливая водопад из заварника.

— Ой…

Разворачиваюсь. С голым торсом опять… Растерянно веду взглядом по его рельефной груди.

— Уснула?

— Задумалась, — хватаюсь за тряпку.

— Иди. Я сам. Иди… Иди… Подарок там для тебя.

— Где? — удивлённо оглядываюсь.

— Ну где ж ещё? Под ёлкой.

Ёлка — многострадальная. Без верхушки, с обгоревшими ветками, стоит набекрень. Под ней множество коробочек. Присаживаясь на колени, рассматриваю коробочки. Среди них — большой бумажный пакет с логотипом. Наверное, это мне?

— Смелее, — за спиной.

Заглядываю внутрь, раскрывая пакет. И тут же закрываю обратно!

— Вы издеваетесь?!

— Ну а что мне — игрушки тебе мягкие дарить? Мы пакет твоего нижнего белья выбросили вчера. Надо же тебе в чём-то ходить.

Вообще, конечно, прав. Но этот мужчина словно создан, чтобы постоянно меня смущать.

— Там не только бельё… Посмотришь?

— В детской! — поднимаюсь, пряча пакет за спиной.

— И можешь мне не "выкать". И в детской не прятаться. Я в курсе, что ты взрослая девочка, — с усмешкой.

Кусая губы, сжимаю ручки пакета за спиной.

— Спасибо за подарки.

— Опять "много", — закатывает глаза.

Ну что ты хочешь от меня?! Не могу я в твою постель лечь!

Сбегаю.

— Носки надень, — в спину.

Заботливый…

Усевшись на софу, вытаскиваю подарочки. Парфюм, носочки, трусики, пижама, белая шапочка с шарфом и варежками, тонкий свитер с высоким горлом…