— А мы уже почти вычислили, — похвастался Стас, нораспространяться не стал, потому что на самом-то деле гордиться было нечем:наличие крокодилов еще ни о чем не говорит. Поэтому он сразу сменил тему: — Дайбластер, мы на динозавров поохотимся.

Шидла прекратил копаться в рваной дыре на обшивке ивнимательно на нас посмотрел.

— Вот это правильно, — согласился он, —бластер возьмите, мало ли что. — И он протянул мумификатор. — Сам-тоя, если понадобится, и так отобьюсь. Но — никакой охоты. Вы не должны упускатьдруг друга из виду. Тем более солнце уже идет к закату.

— Хорошо, — неохотно согласился Стас, — мытут, поблизости.

И все же охота получилась. И славная. И с информационнойточки зрения полезная. Стоило нам вновь чуть-чуть углубиться в чащу, как изкустов вышел лохматый и рогатый зверь, похожий на буйвола или зубра, и деловитодвинулся прямо на нас. Глаза его были налиты кровью, и настроен он был явнонедружелюбно.

Я закричал: «Стреляй, Стас, стреляй!» Тот пальнул. Раздалсягрохот, чаща осветилась молнией, и зверь как подкошенный рухнул в паре шагов отнас.

— Млекопитающее, — разочарованно промолвилСтас. — Костя, динозавров не будет.

Я не разделял его грусти:

— Ну и ладно. Зато будет ужин.

Мы сбегали за Шидлой. Тот немного поворчал на темуизнеженности человеческой расы и неспособности хоть немного потерпеть голод, нотушу все-таки ловко освежевал и перенес к хроноскафу. За сохранность мяса можнобыло не беспокоиться — после порции муми оно просто не могло испортиться.

Темнело с южной стремительностью, и мы со Стасом, вновь длябезопасности захватив бластер, отправились на поиски хвороста. А примерно черезчас мы уже сидели у шикарного костра под густо усыпанным звездами небом. И заобе щеки уписывали зажаренные на острых деревянных кольях душистые куски.

Искры от костра мчались вверх, дразня своей красотой,отражаясь в темных тревожащих водах. Шидла был просто неузнаваем. Венерианскаяспесь слетела с него как шелуха. Подобравшись к самому огню и смачно чавкая, онмурлыкал, как большой счастливый кот, и грубоватым добродушным говором сталпоходить на какого-то американского негра-раба из «Тома Сойера» или «Хижиныдяди Тома». Не хватало только обращения «масса» — «масса Стас», «масса Костя»…Похоже, атмосфера пикника влияла на него благотворно. Да он и сам признался:

— Эх, котята. На Венере-то флоры с фауной вовсе нет. Ясвой мир люблю, но хочется порой чего-нибудь такого… Посидеть у живого огня —мечта любого сфинкса. Я вот хоть на Земле бываю. Но это тоже, знаете ли…Тараколли… К каждому их логову проложена стеклопластовая дорожка… Там, в Андах,в заповеднике нет ни одного по-настоящему дикого уголка. Не умеют люди ценитьсвоего счастья!

Стас, хоть и тоже размяк у костра, но духа противоречиянапрочь не лишился:

— Сами виноваты, что у вас ничего нет. Кто вас просилостанавливать преобразование Венеры?

— Это, котенок, политика, — вздохнул Шидла, —политика, будь она проклята. Если бы мы сделали Венеру пригодной для жизнилюдей, они или так, или эдак все равно завладели бы ею. Не войной, так миром.Просочились бы. В каждую щелку бы пролезли. Люди… — Он вновьвздохнул. — Если бы не люди, котенок, мы давным-давно превратили бы Венерув цветущий сад. А если бы…

Но что «если бы», мы так и не узнали, потому что плавнуюречь Шидлы прервал пронзительный вой из чащи леса. Сфинкс резво вскочил и, крикнув:«Я сейчас!» — кинулся на таинственный звук.

Вернулся он минуты через три, дрожа от возбуждения.

— Кошка, — почти кричал он взволнованно. —Огромная черная самка! Почти такая, как я! Она меня видела!

— Пантера, — определил я.

— Пантера? — переспросил он. — Что такоепантера?

— Дикий зверь из породы кошачьих, — поясниля. — А бывают еще львицы, тигрицы…

— Это что, тоже… кошки? — не веря своим ушам,уточнил сфинкс. Глаза его пылали сумасшедшим огнем.

— Ну, не совсем, — сказал я. — А что, вдвадцать пятом веке их нет?

Шидла уверенно помотал головой:

— Мы бы знали. Есть только кошки и сфинксы… Как, тысказал, они называются?

— Пантеры, львицы, тигрицы, — вмешавшись, принялсяперечислять Стас с садистскими интонациями, — леопардихи, гепардихи,рысихи…

— У них ведь, наверное, те же хромосомы, — недослушав, заговорил Шидла с блуждающей сомнамбулической улыбкой. — Мы бы,наверное, даже могли бы э-э-э… — Он вдруг смутился. — Могли бы…

— Нет, — категорически заявил Стас, — всеравно неинтересно. Это как если бы человек с обезьяной. Хотя вообще-то можетбыть, это и…

Ох и прыткий же у меня братец. Откуда что берется?

— Стас! — осадил я его. — У зеленой макаки,между прочим, СПИД нашли.

Шидла, не понимая, о чем идет речь, переводил взгляд с негона меня. Потом вдруг хитро прищурил глаза и заявил:

— Все. Котятам пора спать.

И загнал нас в хроноскаф.

Да мы и не сопротивлялись. Усталость брала свое, благокресла, наподобие самолетных, имели откидные спинки.

* * *

…Когда на рассвете мы, потягиваясь, выползли из капсулы,Шидла остервенело копошился в ее внутренностях. Вид у него был несвежий. Нащеке красовалась глубокая царапина. Не видя нас, он разговаривал сам с собой.

— Все не так просто, брат сфинкс, не так просто, —бормотал он печально, — они большие, они красивые… но — тупые…

— Бывает, — сказал Стас.

Шидла вздрогнул и затравленно оглянулся на нас.

— Пошли на охоту, — торопливо сменил я тему.

— На кой? — удивился мой бестактный брат. — Унас же мяса еще на неделю.

— Ну, пойдем фруктов насобираем, — настаиваля, — там финики есть, инжир…

— Ну айда, — согласился Стас.

Шидла не возражал. Точнее, отвернувшись и излучая безмолвноесмущение, он вел себя так, словно нас не существует вовсе. И мы, прихватив вкачестве корзинки легкий пластиковый футляр из-под его инструментов, двинули взаросли.

Финики, инжир и виноград, которые так и лезли нам в руки спервых шагов, мы поначалу клали не в футляр, а прямо в рот. Так мы углубились взаросли метров на сто, любуясь цветами, наблюдая за потешной игрой обезьян налианах.