Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день после четвёртой встречи Уши Будды подошла к Сонджу.
– Я слышала, что научиться читать и писать не очень сложно. Вы не могли бы научить меня, чтобы однажды я сама смогла читать книги?
– Да, конечно. Можем начать прямо сейчас, если у тебя есть время.
Сонджу обрадовало желание этой женщины учиться чему-то новому, особенно учитывая её слова в день шитья йо о том, что она больше не позволяет себе мечтать. Сонджу начертила таблицу на листе бумаги и заполнила её согласными по горизонтали и гласными по вертикали, называя согласную и гласную вместе, чтобы сформировать иероглиф. Позанимавшись с ней немного, Уши Будды ушла с алфавитной таблицей, стопкой пустых листов и несколькими карандашами, чтобы потренироваться дома. Сонджу пообещала, что даст ей рукописную копию «Последнего листа», чтобы она могла поупражняться в чтении самостоятельно. Прежде чем приступить к переписыванию книги, Сонджу легла на пол, подняла руки и ноги вверх и несколько раз взмахнула ими, выплёскивая свою радость.
К началу весны ещё две женщины присоединись к книжному клубу. Птицы вернулись с зимовки, рабочие начали обрабатывать поля. Вторая Сестра по-прежнему запиралась в комнате и плакала целыми днями. Сонджу всё больше времени проводила со всеми четырьмя детьми.
В середине марта пришёл горбун, объявивший, что союзные силы заставили врага отступить обратно к тридцать восьмой параллели, и Сеул был освобождён. Услышав новости, Сонджу при каждом свистке поезда в отдалении ждала прибытия мужа и его брата. Она проверяла бутоны на вишнёвых деревьях каждый день: когда первый из них раскрылся, Чинджу исполнилось два года.
Однажды, через несколько дней после новостей, Сонджу обнаружила шестилетнюю Чину, тихо сидевшую в одиночестве на веранде. Она сидела, опираясь ладонями на деревянные доски и вытянув ноги. Рядом стоял её школьный портфель: она пришла на веранду сразу после школы. Чина взглянула на Сонджу.
– Мне нравится смотреть на растения. Можно я посижу здесь?
Она помогала дедушке выращивать новые цветы в саду, когда почва становилась влажной после весеннего дождя.
– Конечно, – Сонджу присела рядом с ней.
– Вы с мамой раньше говорили тут о взрослых делах, – сказала девочка, не глядя на Сонджу.
– Да, но ты можешь остаться, – ответила Сонджу. Бедный ребёнок – её мать теперь совсем с ней не общалась. – Твои подопечные уже подросли.
Чина растопырила пальцы на руках и посмотрела на них.
– Надеюсь, эти цветы будут красными. Хочу покрасить ногти лепестками, – сказала она ничего не выражающим ровным голосом.
Сонджу вспомнила, какой отвергнутой себя чувствовала, когда собственная мать отказалась расчёсывать ей волосы в пять лет. Придвинувшись ближе, она обняла Чину обеими руками.
– Когда они расцветут, покрасишь заодно и ногти Чинджу, и мои тоже?
Все четверо детей играли за домом, оживлённые теплом апрельского солнца. Сонджу слушала, как они болтают и спорят: ей хотелось, чтобы Вторая Сестра вышла к ней на веранду, улыбаясь, как раньше. Иногда она всё ещё замечала печаль на лице Чину: когда девочка спорила с братом, в ней остро чувствовались горечь и обида. Уже смеркалось. Сонджу подумала, что скоро надо будет позвать детей домой. Тогда она услышала:
– Мы дома!
Сонджу бросилась в направлении голоса. Свекровь, бегущая следом, даже потеряла одну туфлю по пути во двор – так она спешила взять сыновей за руки, но не успела она к ним прикоснуться, как появился свёкор и отвёл сыновей на мужскую половину дома. Те повернулись и, быстро поклонившись матери, скрылись в доме вслед за отцом. Свекровь опустила взгляд, пробормотав что-то нелестное себе под нос, направилась в дом и надела туфлю.
Сонджу прошла на задний двор и сказала детям Второй Сестры:
– Ваш папа приехал домой, – затем повернулась к Чинджу: – И твой папа тоже. Мы поприветствуем их, когда они закончат говорить с дедушкой.
Хлопая в ладоши и смеясь, дети побежали за ней в гостиную. Они сели бок о бок, как воробьи на проводах, и стали ждать. Через какое-то время они заскучали: Чхулджин и Чина толкали друг друга, Чинджин спрашивала об отце, а Чинджу глазела на Чхулджина и Чину. Хотя Сонджу часто рассказывала Чинджу об отце, дочери ещё предстояло узнать его заново после девяти месяцев отсутствия.
Прошло, должно быть, минут пятнадцать, когда в комнату зашёл, опустив голову, муж Второй Сестры. Его дети тут же закричали:
– Папа!
Он поднял голову и подошёл. Затем забрал своих детей и увёл их к себе в комнату.
Сонджу изучала взглядом исхудавшее лицо своего мужа, который подошёл к ней. Она сказала:
– Добро пожаловать домой.
– Ужасно, что с отцом Второй Сестры такое случилось, – сказал он, беря Чинджу на руки. – Мне нужно вымыться.
Сонджу велела служанкам нагреть воду в бане, и когда ужин был готов, отнести подносы с едой в комнату Второй Сестры. Отнеся поднос свёкру, она села с Чинджу за стол в гостиной, рядом с мужем и свекровью, которая накладывала сыну ещё мяса, спрашивая:
– Как ты жил в Пусане? Вас хорошо кормили?
– На Пусан враг не нападал напрямую. Шесть недель войска ООН сражались под Масаном, Тэгу и Пхоханом. Американские войска взорвали мосты через Нактонган, чтобы остановить врага. Сотни беженцев умерли при попытке пересечь реку и попасть в Тэгу. Когда враг проиграл и отступил, мы уже были на пути домой, но потом в январе Сеул снова захватили. Мы уехали оттуда вместе с беженцами.
– Я так рада, что ты дома, – мать положила ему ещё мяса.
Вымывшись в бане и поговорив с матерью, муж Сонджу пришёл в спальню, некоторое время понаблюдал за спящей дочерью и лёг на йо. Сонджу притянула его ближе.
– Мы по тебе скучали.
Не говоря ни слова, он стал раздевать её, охваченный своим голодным нетерпением, как раньше.
На следующее утро он выглядел отдохнувшим.
– Сегодня я навещу старейшин клана после завтрака с отцом.
– Сначала тебе стоит кое-что узнать.
– Что такое?
– Сыновья из Маленького Дома добровольно отправились на север. Не упоминай их при семье. Твоя мать спрашивала меня, не демонстрировали ли они симпатии к коммунизму.
– Нет. Зачем им это?
– Я сочувствую семье Маленького Дома.
Война ещё не закончилась, и возвращавшиеся солдаты могли отомстить им.
Он рассказал ей: один из его коллег, с которыми он учился в университете, тоже уехал на север. Он понятия не имел,