он хотел любви, то должен был считаться со своим прошлым. Если хотел любви, Олив была права. Он должен был отпустить это. Сохранить то, что согревало его, и отложить в сторону то, что причиняло ему боль.

Ему предстояло сделать одну вещь, как бы тяжело это ни было.

- Мне жаль, - сказал Гуннар, его дыхание выходило туманом, извинения витали в воздухе. - Мне так жаль, что я оставил вас. Я не ведал, что творю, и был ослеплен. Мне было плохо и одиноко без вас, я знаю, что вам без меня тоже. Мне очень жаль. Простите меня, мои единственно родные люди, дедушка, бабушка…

Он приводил в этот мир ребенка. Возможно, это означало найти прощение для мальчика, которым он был. Мальчика, который вступил в жизнь, полную холодных манипуляций, которые сделали его отчаянно несчастным. Его грехом было доверие к отцу, которого он не знал. Его грехом была любовь к отцу, который этого не заслуживал. Неужели это было так непростительно? И Гуннар вдруг понял, что не сможет дать своему ребенку ту жизнь, которую хотел, не рискуя собой. Он не мог получить Олив, не рискуя собой. Она была яркой, красивой женщиной, которая постоянно показывала ему, что она ему ровня во всех отношениях, и он пугался. Он не давал ей всего, что мог, из страха. Хотел доказать, что он лучший, вел себя так, как будто это ставило его выше ее. Он оскорбился в лучших ожиданиях, узнав о ее проступке. Но правда заключалась в том, что Олив была готова пойти на все ради любви к своему отцу. Олив была готова рискнуть собой, чтобы сказать ему, что любит его. А он еще ни разу не рисковал ради нее. Олив была храброй. Она была единственной, кто был честен. Он не заслуживал ее. Он был недостоин ее. Теперь внезапно, как свет во тьме, он узнал правду. Это проникало в самые глубины его души и не давало ему возможности лгать себе. Он очень долго любил Олив. Только его трусость удерживала его от признания, что это так. И если он хотел быть хоть наполовину таким мужчиной, какой она была женщиной, должен был все изменить сейчас. Для чего быть человеком, выкованным в огне, человеком, чья кровь взывала к битве, если он не станет сражаться за единственное, что имело значение. Чего бы это ни стоило.

Она была несчастна. Она наплакалась, а потом уснула в их постели. Что ж, это была их кровать. Что будет дальше, будет зависеть от того, что он сделает. И она ждала, когда он вернется. Ожидая увидеть, на что будет похожа ее жизнь. В любом случае теперь она никогда не останется одна, - с ней всегда будет ее, их общий ребенок.

Она встала, а когда обернулась, Гуннар стоял в дверном проеме, его глаза уже не были льдистыми, они стали мягкого голубого цвета. И что-то в ней изменилось. Она чувствовала себя так, словно они стояли в зале заседаний, готовые и способные провести самые важные переговоры в своей жизни.

- Я не могу остаться, если ты меня не любишь.

- Не можешь или не хочешь?

- Я больше не хочу оправдывать ожидания других. Я не буду этого делать. Я хочу, чтобы меня любили. И да, я хочу всего этого для своего ребенка, но я хочу этого и для себя тоже.

- Я услышал тебя, - сказал Гуннар. - Я трус. Я слишком боялся потерь. Но какой смысл жить так, что нечего потерять? Давай попробуем начать жить не для побед, не для доказательств собственной крутизны и не для того, чтобы страдать по прошлому. Просто для того, чтобы нам было хорошо вместе и наш ребенок не рос под гнетом недетских обязательств, мы оба понимаем, как это бывает и что нужно сделать, чтобы подобного не случилось. Боюсь, я всегда буду настороже, ожидая, что бездумно скопирую шаблон поведения отца. Я даже не вернулся вовремя к своим любимым, пока не поднялся на высоту, которая вроде бы могла оправдать мой уход. И оказалось, что непоправимо поздно. Этого уже не исправить. Но когда я был с тобой на горячих источниках, под северным сиянием, почти поверил, что еще способен любить. Извини, что заставил тебя ждать. Мне нужно было встретиться с собой и принять себя.

- Я люблю тебя, - сказала она, сокращая расстояние между ними, и поцеловала его в губы. Она не верила своим ушам. Лед растаял, и это сделала она. Человеку так трудно жить без любви и так страшно ее потерять… Она понимала Гуннара.

- Мне нужно тебе кое-что показать, - прошептал он.

- Я последую за тобой куда угодно. - Она улыбнулась: - Или, знаешь, ты мог бы похитить меня.

- Похитить? Как викинг из твоих любимых книг? Время для игр у нас тоже будет, любовь моя, но сейчас отдадим дань истинно любившим.

Вертолет стремительно набрал высоту, пролетел над заснеженными вершинами гор, над редкими деревьями, которые росли вопреки всем угрозам здешней природы. Они приземлились в безлюдной местности, и Олив увидела маленькую, неприметную хижину. Гуннар привел ее туда, где прошло его детство, где он любил и был любим, она поняла это без пояснений.

Олив прошлась по маленькому помещению, разглядывая мебель ручной работы. Оставшиеся признаки жизни, которая когда-то была здесь. А потом она увидела что-то, только очень маленькое, под одной из кроватей. Она наклонилась и среди пыли обнаружила деревянного солдатика.

- Гуннар, посмотри. Он все это время был здесь и ждал, когда ты найдешь дорогу домой. Гуннар взял в руки маленькую фигурку, рассмотрел, узнавая, и до боли сжал ее в ладони. Он заключил Олив в объятия, его голос был низким и яростным.

- Да, это правда. Но сначала… Олив, сначала я должен был найти тебя.

- Я тоже ждала тебя все это время.

Затем он поцеловал ее, глубоко и сильно.

- Да, и, хотя я не заслужил этого ожидания, буду очень стараться оправдать все твои надежды.

Два сердца, которые так долго были разделены столом заседаний, слились в одно целое. Любовь, к которой они шли так долго, нашла их.

Эпилог

Вновь настало Рождество, их самое любимое, сказочное время. На улице шел снег, и дети спали в своих кроватках, укрывшись стегаными одеялами ручной работы. Огонь разгорался, и Гуннар знал, что дым из маленькой печной трубы поднимается в