Последние слова он сказал ей в губы, не видя и не слыша ничего вокруг. Моя. Только моя!

Где-то рядом раздалось тихое хмыканье. Стриж подскочил: опасность! Никто не посмеет тронуть Лею! Но никого не было. Вокруг по-прежнему танцевали потоки эфира, заставляя сомневаться в том, что они – в покоях принцессы, а не внутри смерча.

– Кто?.. – начала Шуалейда и умолкла, порозовела от смущения и злости.

– Простите, что нарушаю ваше уединение, – послышалось сразу со всех сторон. – Ваше высочество наконец позволит мне войти?

Проклятья рвались с языка. Так скоро! Почему счастье всегда заканчивается, едва успеешь в него поверить?

Шу потянулась за простыней, но не нашла ничего, кроме мягкого опала – постелью притворялся ее магический круг. Фыркнула, обернулась синим мерцанием, как королевской мантией.

– Я всегда рада видеть вас, мой светлый шер, – задрав нос, отозвалась она.

3 день журавля

Дамиен шер Дюбрайн

– Извольте вперед, светлый шер. Вас ждут, – поклонился капитан Герашан и пропустил Стрижа в дверь.

Дайм зажмурился и прервал контакт. Он устал, как ездовая собака, и совершенно перестал понимать, что и зачем делает. И он сам, и Роне.

Особенно Роне.

Ладно, Дайм заботится о сохранности психики Шуалейды, когда потрошил разум нового Мастера Ткача – который в подметки не годился Диего бие Морелле – и практически своими руками возвращал ей беглого любовника. Хотя чисто теоретически Дайм вполне мог бы позволить ему исчезнуть, а Шуалейду бы утешил сам. В конце концов, он сильный и опытный менталист, за несколько месяцев привел бы ее в порядок. Безо всяких посторонних мальчишек в ее постели. Но вот так распорядиться ее чувствами и жизнью? Чем он тогда лучше Люкреса?

А ничем. И такой же дурак. Совершенно не нужно ни от кого избавляться. Шуалейда любит своего мальчишку? Да на здоровье. Главное, чтобы при этом она не переставала любить самого Дайма. Но этого не случится, если Дайм поведет себя правильно.

Вот с Роне намного сложнее.

То, что Дайм только что видел собственными глазами – причиняло нешуточную боль. И недоумение. Дайм не мог понять, зачем темный шер вмешался? Да еще так! Он явно охотился за Стрижом, хотя Дайм на балу ясно дал понять, что Стрижа трогать не стоит. Да что там, неужели Роне сам не видел золотые нити любви, связывающей мальчишку и Шуалейду?

Или же видел, и потому охотился? Отомстить? Отобрать у нее возлюбленного – потому что ревнует? Злые, злые боги. А ведь Дайм так надеялся, что после их встречи во сне Роне уверился в том, что нужен и любим! Надеялся, что Роне успокоится, перестанет так отчаянно ненавидеть Шуалейду…

Не вернется к старым привычкам.

Вот это, наверное, задело сильнее всего. Десять человек, умерших в таверне. Выпитых досуха. Хотелось думать, что Роне ничего такого не планировал и горожане стали лишь случайными жертвами неправильного заклинания. Очень хотелось. Но получалось плохо. Роне – шисов гений, у него не бывает неправильных заклинаний. И еще у темных шеров второй категории недостаточно сил, чтобы перейти порталом на такое расстояние. То есть у Роне-то достаточно, после их общего сна в башне Рассвета он бы и в Сашмир мог пройти, не слишком напрягаясь.

Короче говоря, обвинять его в намеренном убийстве горожан Дайм не спешил. А вот задать несколько неприятных вопросов – задаст. И будет надеяться, что Роне ответит. Правду. Какой бы та правда ни была.

Пока же следовало оторваться от зеркала, выдохнуть – и закончить то, что начал. Сыграть роль доброго дядюшки, умилиться, пожелать деткам счастья и сделать маленький подарок.

«Светлая голубка, а не генерал МБ, – положив замерзшие пальцы на больные глаза, усмехнулся Дайм. – Ун даст ар`дысс!»

Видимо, зеркало приняло на свой счет непереводимую с зуржьего идиому, потому как с жалобным звяком упало на стол. Хорошо, что Дайм плюнул на экономию казенных средств и купил дорогущее серебряное вместо обычного, отказавшегося работать в нечеловеческих условиях. Вот бы и самому выйти на пенсию, прикупить маленькое поместье где-нибудь на Бресконских озерах и выращивать орхидеи в тишине и покое… Мечты, мечты.

– Не желает ли ваша светлость отобедать? – раздался тихий голос лакея.

– Желает, – отозвался Дайм, не открывая глаз. – Неси.

Лакей поклонился и осторожно затворил за собой дверь: после вчерашнего прислуга графа Седейра ходила вокруг Великого Волшебника на цыпочках и не знала, чем угодить. А все потому, что вместе с проклятием Мышиного Короля он выжег из дома все накопившиеся лет за сто сглазы и бытовые проклятия, шкафных шебуршунов, забываек, присонников и прочую дрянь – вплоть до поварихиного заикания и кошачьей почесухи. Разве что проклятия со старшей графской дочери, ныне супруги Сильво, не снял – но лишь потому, что сиятельная жила в доме мужа.

Не прошло и минуты, как тот же лакей неслышно возник в дверях, нагруженный подносом. Чудный запах печеной дичи, сливочного соуса, свежей зелени и мятного чая заставил Дайма сглотнуть слюну и открыть глаза. Лакей просиял, увидев столь явную похвалу кухаркиным стараниям, и принялся споро выставлять кушанья на стол, бормоча что-то о счастье исполнить любые пожелания светлого шера. Единственным пожеланием Дайма на сей момент было остаться наедине с куропаткой, что он и выказал небрежным взмахом руки.

Но долго наслаждаться хрустящей корочкой и сочным мясом в одиночестве ему, разумеется, не удалось. Едва Дайм утолил первый голод, в дверь постучался Эдуардо, сын графа.

Видеть своего бывшего любовника, который все еще лелеет надежду стать настоящим, не хотелось совершенно. Не то чтобы Эдуардо был Дайму неприятен или они как-то нехорошо расстались. Ничего подобного. Просто… ну зачем ему, скажите на милость, кто-то еще, кроме Роне и Шуалейды? Правильно. Абсолютно незачем.