на наблюдателей, каждое из которых необходимо отнести к политическим культурам следующей главы.

Количество

Когда присутствует слишком много других свидетелей и они могут оказать помощь, маловероятно, что кто-то из наблюдателей вмешается. Индивидуальная ответственность распределяется, распыляется и, таким образом, снижается. Испытуемые в экспериментах, имитирующих подобные ситуации, не были апатичными или равнодушными к (имитируемым) страданиям, а были расстроены и озадачены. Их сдерживало размытие ответственности («Чье это дело?»), из-за страха перед возможными социальными ошибками или из-за бездумного эгоизма и отчуждения. Людей останавливает не столько безразличие, сколько пассивность других присутствующих. Одинокие наблюдатели с большей вероятностью помогут, но также находятся и те, кого воодушевляет присутствие других активных людей.

Неоднозначность и интерпретация

Абсолютно недвусмысленное насилие и призывы о помощи требуют большего вмешательства, чем ситуации с потенциальной двусмысленностью. Человек полагается на реакцию других, чтобы разрешить двусмысленность. Когнитивный тезис идет дальше: наблюдатели могут просто совершать когнитивные ошибки. Возможно, они неверно истолковали инцидент с Китти Дженовезе как любовную ссору и поэтому не вмешиваются, так как слишком сложно посторонним разрешить такой конфликт. Совершенно нелепое объяснение, но двусмысленность оказывает влияние на реакцию. Большинство прохожих, наблюдавших за Джейми Балджером и двумя его юными спутниками, возможно, добросовестно, но ошибочно истолковали ситуацию, которая только задним числом выглядит однозначной.

Ожидаемая реакция окружающих

Тормозящее присутствие большого количества людей в меньшей степени оказывает влияние в группе, где люди хорошо знают друг друга. Если люди беспокоятся о том, что другие подумают о них, они быстрее предложат помощь. Неопределенность приводит к опасениям, что вас высмеют за то, что вы сделали что-то неправильное, навязчивое или бесполезное.

Предполагаемые вознаграждение, полезность и риск

В модели рационального выбора люди сопоставляют свое желание помочь с возможными связанными с этим затратами. Они активно избегают ситуаций, в которых ожидают просьб о помощи; чем сильнее просьба, тем значительнее усилия, прилагаемые, чтобы избежать их. Чем больше добра, как вы думаете, вы можете принести, тем больше вероятность, что вы-таки окажете помощь. Помощь сама по себе является вознаграждением, и она будет повторяться вновь, если ранее вознаграждалась, если есть доказательства того, что она действительно приносит пользу, и если ожидается вознаграждение в будущем. «Оценка, проводимая свидетелем», ведет к альтруизму, если предполагаемое вознаграждение значимо (самостоятельная выгода и ожидаемый успех), а затраты невелики. Возможные риски, связанные с оказанием помощи варьируются от простой потери времени, денежных затрат или попадания в неловкую ситуацию до опасности стать жертвой, быть арестованным, физически раненым или даже убитым.

Социальная справедливость и равенство

Оказание помощи может быть результатом твердой приверженности социальной справедливости. Но некоторые жертвы считаются более достойными, чем другие, особенно когда призывы основаны на моральных принципах. Сочетание равноправия с социальной справедливостью означает, что достойным жертвам следует помогать больше, чем незаслуживающим того жертвам. («Несчастному», упавшему в метро в результате инсценированного несчастного случая, скорее всего, помогут, если он будет выглядеть инвалидом, а не пьяным.) Гипотеза «справедливого мира»[145] усложняет дело. Предположение о стабильном, контролируемом, благотворном мире подрывается, если кажется, что виктимизация вызвана случайными силами. Повышает вероятность оказания помощи осознание угрожающей вероятности того, что то же самое может случиться и с вами. Теперь гипотеза становится немного странной. Люди, которые не верят в справедливый мир, будут в большей степени готовы помочь. Люди же, которые согласны, что в мире царит справедливость, с меньшей готовностью станут помогать, если они верят, что жертвы чем-то заслужили свои страдания («Если бы она не гуляла в парке одна, ее бы не изнасиловали»). Только незаслуженные страдания угрожают вашей вере в справедливый мир. Поэтому вы должны сделать что-то, чтобы восстановить эту веру. Но только в том случае, если ваши действия будут эффективны: просто приверженные мировоззренческой справедливости хотят восстановить ее, но избежать при этом бесплодных действий. Страдания должны быть краткими и результативными, а не длиться долго без очевидных способов их прекратить. Таким образом, все три модели – справедливый мир, полезность и социальная справедливость – предполагают, что вмешательство зависит от воспринимаемой эффективности: перспективы, что помощь действительно поможет.

Вина и ответственность

Может показаться, что люди, которые чувствуют себя виноватыми, с большей вероятностью окажут помощь, чем люди, которые не чувствуют за собой вины. Однако в большинстве исследований ситуация, в которой возникает необходимость оказания помощи, не имеет необходимой связи с исходной (экспериментально созданной) ситуацией, вызывающей чувство вины. Реальные организации часто пытаются вызвать у аудитории смутное чувство ответственности и даже вины за страдания, за причинение которых они не несут прямой ответственности.

Сочувствие и сопереживание

Кажется очевидным, что действенный ответ на страдание должен быть мотивирован такими эмоциями, как сострадание, сочувствие и сопереживание. Доказательства тому, однако, в лучшем случае расплывчаты[146]. Сочувствие само по себе недостаточно, чтобы вызвать активную поддержку. Эмпатическое понимание сознания других можно пробудить, дав людям «правила наблюдения»: как смотреть на других и представлять себя на их месте. Но слишком сильное сопереживание вызывает у наблюдателя страдание, что представляет еще больший риск, если необходимость оказания помощи воспринимается как слишком требовательная или недостаточно обоснованная.

Идентификация

Способность идентифицировать себя с другим обычно связана с сочувствием и сопереживанием. Это предъявляет к наблюдателям особый тип когнитивных требований: способность представить, что они находятся в точно таком же затруднительном положении, что и жертва. Именно к этому стремятся публичные призывы: «Это могло случиться с каждым из нас» или «Я мог бы представить себя на их месте».

Само собой разумеется, свидетели реальных чрезвычайных ситуаций или требований о помощи не усаживаются не торопясь, чтобы провести анализ и спокойно оценить эти восемь условий. Перцептивная вспышка мгновенна: что происходит? Что необходимо сделать? Почему другие люди ничего не делают? Вы являетесь частью аудитории, наблюдающей действия правонарушителя, но ваши коллеги являются аудиторией ваших действий: они удерживают вас от возможности делать глупости. Если свидетели видят друг друга как на стоп-кадре, то каждый из них может быть введен в заблуждение, думая, что ничего серьезного не произошло и что лучше всего ничего не делать[147]. Но отсутствие личной вовлеченности не является причиной упущенных когнитивных возможностей. Проблема заключается в словарях отрицания, которые не позволяют первоначальному признанию (и даже страданию) развиваться дальше.

Когда знание является опосредованным, а не непосредственным, ситуативное свидетельство – как наблюдатель в ограниченной, временной обстановке, сталкивающийся с мгновенным требованием или призывом о помощи, – в любом случае становится менее срочным. Телезрители могут быть «метафорическими свидетелями» страданий, представленных глобальными СМИ, но даже это предполагает нечто слишком неожиданно