по залу с попугаем на плече, посидел с нами в саду и говорил о Прусте, который неоднократно обедал в его заведении. Особенно он был горд тем, что его «приют» был упомянут на страницах книги «В поисках утраченного времени» Пруста. Роман я не читал, и мне это ничего не говорило. Гораздо занятнее был попугай.

В этот момент Губерт начал меня «обрабатывать» в надежде, что сможет убедить вернуться в Соединённые Штаты. «Пароход Paris уплывает из Гавра в понедельник. Почему бы не сесть на него?» Я возразил, что обошёлся с родителями так, что точно не могу рассчитывать на приём с распростёртыми объятиями. Губерт не согласился: «Ты вернёшься, как же родители будут счастливы, им больше ничего не надо!» («Они-то, может быть, и будут, а вот я-то?» — подумал я.) «Вопрос закрыт, больше не обсуждаем», — сказал я.

Он пошёл в казино. Попасть в казино в первый раз оказалось не просто — меня не пускали, я ещё не был совершеннолетним. Он дал кому-то взятку и меня впустили. Однажды за вечер я выиграл около 250 долларов в рулетку и решил остановиться. Губерт хотел отвести меня в зал, где играют в баккару, утверждая, что я — его счастливый талисман, но на входе мне отказали наотрез. Я час прождал в баре, распивая порто-флипы[46]. Наконец, он вышел, проиграв 4000 долларов, которые позволил себе в тот вечер потратить. Мне не показалось, что проигрыш его сильно опечалил, но я был ошеломлён — меня стало мутить от такого лёгкого отношения к деньгам. Когда мы ушли из казино, я напился так сильно, что на следующее утро не мог вспомнить ничего из событий прошлого вечера. Единственное, в чём я был уверен, что у меня чудовищное похмелье и жутко хочется выбраться из всего этого несусветного мрака. За обедом я спросил Губерта, уничтожил ли он чек, который дал ему мой отец. Чек оказался в его багаже в номере. «Я поплыву на борту Paris в понедельник», — услышал я словно со стороны свой голос. Губерт был очень доволен. «Бог ты мой, как же родители будут рады видеть своего сына. И подумать только, всё это благодаря дяде Губерту!» С этого момента я вёл с ним себя угрюмо. Мне не нравилось, что он моё решение относит на счёт своих талантов.

Мы поехали на машине в Гавр. Губерт купил мне билет утром, а днём я уже отплыл. Атлантику мы пересекли за неделю. Из вояжа вспоминаю только, что большую часть его провёл в компании семейства Шустер. Вместе с другой семьёй по фамилии Саймон они выпускали сборники кроссвордов, которые я покупал несколько лет кряду[47]. Позднее в Нью-Йорке я к ним ещё заходил.

Глава VI

Мне показалось, что родители искренне рады меня видеть. Видимо, заранее до моего приезда они договорились не задавать мне лишних вопросов и не ругать. Более того, было ощущение, что они стали относиться ко мне даже с некоторой долей уважения. Лишь однажды, когда мы с отцом вдвоём сидели в машине, он затронул тему моего побега, сказав: «Ты ужасно повёл себя по отношению к матери. После этого она поседела!» Я ответил, что не заметил. «Ну, так заметь! — гневно воскликнул он. — Твоя проблема в том, что ты слишком занят мыслями о самом себе и о том, что ты хочешь. Ты не видишь, что вокруг тебя. В этом мире есть и другие люди». Я подумал, что он меня очень мягко отчитал, и почувствовал, что я выиграл у него несколько очков.

Мы поехали в Гленору, где, как мне показалось, люди интересовались мной больше, чем ранее. В тоне всех без исключения членов семьи я не заметил и намёка на неодобрение. «Для него это был опыт исключительно полезный и давший ему много», — сказала тётя Мэри. «Высший класс, высший класс», — бормотал папин-папа, когда я показывал ему фотографии, сделанные во время моих пеших походов.

Среди гостей, побывавших в Гленоре, были два брата Чарльз и Фредерик Джексоны. Чарльз писал рассказы, которые читал мне вслух. Потом он написал роман под названием «Потерянные выходные»[48]. Рассказиков Джексона я не понимал, но они показались мне достаточно зловещими, чтобы не оставить равнодушным. Он также подарил мне свой экземпляр книги Пруста «В поисках утраченного времени», а на форзаце написал цитату из Уитмена. Я презирал Доброго седого поэта[49] (в детстве повели на экскурсию в его дом), поэтому эта цитата несколько приубавила моё желание взяться за книгу. Я прочитал от силы страниц двадцать и быстро убрал её куда подальше.

По возвращении в Нью-Йорка папа сказал мне: «Если ты считаешь, что можно провести всю оставшуюся жизнь, слоняясь без дела по дому, то ты ошибаешься». Я начал искать работу, надеясь, что смогу найти какое-нибудь неприхотливое место, вроде тихой работы годом ранее в банке[50]. «Выудить» удалось только место продавца в книжном магазине Dutton's на Пятой авеню. Я работал на балконе с книгами и путеводителями издательства Everyman's Library. Работа была достаточно приятной, но каждый день приходилось добираться по железнодорожной ветке Лонг-Айленд, чтобы доехать туда и обратно. Через несколько недель я устал от долгих поездок и снял комнату на Бэнк-стрит в Гринвич-Виллидж, в одном квартале на запад от того места, где Пегги всё ещё жила со своим отцом. Это была просторная комната на первом этаже, с камином и видом на улицу. Я заказал для Пегги отдельный комплект ключей. Иногда, вернувшись с работы вечером, я заставал её сидящей у камина, который был разожжён. Оказывается, она собирала дрова в доках вдоль Гудзона, расположенных в паре кварталов к западу. Она заворачивала дрова в пальто из верблюжьей шерсти, клала свёрток на плечо и приносила его в квартиру. Так как это недешёвое пальто от Abercrombie and Fitch отец купил ей совсем недавно, я ей запретил это делать.

После того я в один прекрасный день ушёл из родительского дома и не вернулся, грянул очередной кризис. Чтобы со мной поговорить, родители пришли в Dutton's. «Ты женат на Пегги?» — спрашивала меня мать.

Каждый день я сидел за столом на балконе и от руки писал хотя бы несколько страниц произведения, которое назвал «Без остановки». В этом процессе важным было постоянно добавлять в стопку новые листы. Я решил написать всё как идёт, а править потом.

Я боялся, что если начну сознательно