меня просто бесили, поэтому о Лоуренсе я и слышать не желал. Джон Виддикомб, который тогда ещё был в университете, всячески меня завлекал романом Лоуренса «Сыновья и любовники». Я попробовал почитать, но не «зашло». Хотя я уже узнал теорию Фрейда достаточно, чтобы понимать, что многое в жизни проистекает из секса, мне всё равно казалось, что любое сознательное упоминание секса является нелепым и абсурдным. Соитие и испражнение — процессы, делающие человека донельзя смешным. В туалете можно сидеть и одному, но вот для соития по определению нужен партнёр. Однако когда я начинал развивать эту мысль в беседах с другими людьми, все считали, что я шучу.

Когда я узнал, что Марта Грэм[60] будет танцевать в «Весне священной»[61] под аккомпанемент Филадельфийского симфонического оркестра, мне стало очень жалко, что я так далеко от этих мест. «А почему бы нам не поехать автостопом?» — предложил Джон Виддикомб. Именно так мы и поступили и одну ночь провели в Балтиморе. Мы отправили телеграммы приятелям в колледже Брин-Мар и Принстоне, так что когда рассаживались в зале, нас собралась большая группа. Тогда я впервые попал на представление «Весны священной» и, понятное дело, больше слушал, чем смотрел.

Мы переночевали и следующий день провели в Принстоне. Гарри Данхэм[62], смотревший балет вместе с нами, пригласил нас на ланч в свой клуб, где я познакомился со студентом, который собирался начать издавать журнал, и ему был нужен материал, предпочтительно беллетристика. Я подумал о том, что написал, сидя на балконе в магазине Dutton's, и сказал Данхэму, что могу дать ему рассказик. Журнал под названием Argo вышел в том году, и там был напечатан отрывок из «Без остановки» под названием A White Goat's Shadow / «Тень белого козла». Это была моя первая публикация в жанре фикшн.

Когда пришло лето, тётя Мэри пригласила меня остановиться в «Золотом зале». К ней приехали двое её младших сыновей и дальний кузен. Оливеру Смиту было двенадцать лет, и он буквально всё своё время с потрясающим мастерством рисовал поэтажные планы домов. В музыкальном салоне тёти Мэри стояло пианино, но для облегчения медитации в доме нельзя было устраивать каких-либо «негармоничных» вибраций, поэтому я каждый день два часа играл на пианино в доме женщины, жившей неподалёку. Тем летом я разучивал два произведения: Übung in Drei Stücke / «Упражнение в трех частях» Хиндемита[63] и переложенную для фортепиано L'Histoire du soldat / «Историю солдата»[64] Стравинского. Где-то месяц женщина слушала, как я каждый день репетирую, заметила, что я постепенно запоминаю всё больше и больше из Стравинского, и сказала: «Не бросай. У тебя всё получится. Ты не стучишь по клавишам, как большинство начинающих. Как только научишься не играть „по соседям“, всё будет отлично».

Я написал в Яддо — сообщество художников, расположенное под Саратогой, с просьбой пригласить меня в сентябре, так как там будет Копленд, и я хотел бы продолжить у него учиться. Нина Смит предложила подвести меня до Саратоги, и два её сына поехали с нами. Когда Оливер увидел внушительный дом и отведённую мне в нём комнату, он сказал фразу, сильно разозлившую Нину: «Мам, я так хотел бы быть Полом!» День закончился пререканиями и взаимными упрёками.

«Нет, ничего такого ты не хочешь! И не желаю, чтобы ты позволял себе такие высказывания. Мне за тебя стыдно! Подумать только!»

В Яддо было тихо и удобно, это было просто идеальное место для работы. Аарон был единственным гостем, не остановившимся в главном здании. У него была студия в лесу у пруда, где он писал «Вариации для фортепиано». Иногда, гуляя по территории, я доходил туда, где были слышны звуки фортепиано. Я садился на камень или бревно и открывал для себя новые отрывки из произведений Аарона, в том числе те, которые композитор успел переработать с тех пор, как я «подслушал» их в прошлый раз.

Во время еды все за столом беседовали, и разговор часто касался политики. Как и следовало ожидать, больше половины гостей оказались марксистами. Между ними сложилась ситуация взаимопонимания при полном отсутствии чувства юмора (как мне казалось, подобные отношения возникают между школьными учителями). Их отличало маниакальное стремление выяснить политическую позицию человека и навесить на неё ярлык, а также найти скрытых врагов правого дела. Соответственно, любой разговор превращался в продолжительный и зачастую горячий спор: «Почему я против вас, если я не с вами?» Впрочем, меня больше занимало то, что в Яддо я оказался чемпионом по анаграммам. Я был убеждён, что это благодаря добровольно наложенным на самого себя обетам сюрреалистической практики «очищения разума». Я понял, что могу представить все буквы на свете в подвешенном состоянии, как отдельные элементы, но был в силах составлять из них слова, если этим будет заниматься моё подсознание. Самому себе я объяснил эту способность привычкой никогда не начинать писать до тех пор, пока мой разум не очистится от всего содержимого.

У Аарона был старый автомобиль, который мы называли Никодимом. Водил он опасно, о чём я ему постоянно говорил, на что Аарон только усмехался. Когда пришли холода, и склоны холмов покрылись оранжево-красными листьями, я предложил поехать в Вермонт и навестить Карла Рагглза[65]. Аарон удивился тому, что настоящий старожил-житель Новой Англии не боится сохранять себя, живя в простом домике, где и родился. Мы застали Карла — старичка небольшого роста — за пианино в сельском коттедже. Он играл Мендельсона, и вокруг стояли его друзья, которые пели с листа. Карл не играл своей музыки, вместо этого он прочитал нам прочувствованную и пылкую лекцию о том, что в мире нет композитора более великого, чем Мендельсон. После того, как мы распрощались, Аарон со смехом произнёс: «Старикан — реально на своей волне, правда? Из всей братии — Мендельсон, ну кто бы мог подумать!» Мы поехали в Массачусетс и провели полдня с Роджером Сешнсом[66]. Эти часы оставили ужасное впечатление, возможно, потому что Аарон показал ему два отрывка из произведения, которое я писал. Сешнс сыграл отрывок, после чего признался, что не видит в этой музыке ничего интересного. «Даже не свежее веяние?» Сешнс лишь пожал плечами.

В Нью-Йорке я познакомил Аарона с Гарри Данхэмом. Тётя Аделаида завещала мне небольшую сумму денег, которую я мог получить лишь спустя год. Гарри должен был получить некоторую сумму, когда ему исполнится двадцать один год, если сдержит обещание и не начнёт курить раньше дня