Таш вцепилась пальцами в остатки рубашки, притянула его к себе, прогнувшись назад. Мужская рука у ее бедра помогла восстановить равновесие, другой рукой Эйден собрал в кулак ее волосы. Он сопротивлялся, горячо глядя ей в глаза.

– Хочешь вести? – спросил он тихо.

Ее сердце билось тяжело, почти больно, но даже это было в радость. Вот он, решающий момент, о котором она всегда мечтала. Хороший человек, красивый мужчина вручает инициативу ей. Таш думала, что поменяться ролями большой риск, но озвучить желание принять лидерство, которое он предлагал, было гораздо страшнее. Потому что хотела этого так сильно. Она вовсе не исключение из правила, просто не нашла ровню себе. Проницательный Эйден прочел ее колебания.

– Я позабочусь о тебе, – пообещал он, подтверждением тому стал его раскаленный взор.

И он это сделает. Таш чувствовала это инстинктивно. Качества, которые разрывали швы пухлой папки с надписью «Брат», не померкли теперь, когда он официально перешел в папку «Прочие». Его ум, сострадание и внимание, интерес ко всему новому и вызывающему, духовность, лояльность и ценности – все попало к ней, поэтому-то ему и было так трудно расстаться с ней. Эти качества были усилены желанием, которое сейчас откатывалось от него волнами, но они не преобладали.

Эйден Мур будет заботиться о ней до последнего дня, если позволит себе это. Вот почему она запала на него.

Таш уставилась в кипящие омуты вулканической сини, и все встало на свои места. Вот почему она чувствовала связь с ним. Вот почему угроза того, что ей придется с ним расстаться, так больно ранила. Вот почему она чувствовала себя в безопасности в его объятиях, готовая раскрыть самую страшную тайну.

Она его любит.

Эйден откинул выбившуюся прядь волос с ее лица, будто чувствуя ее смятение, не подталкивал вперед, но и не отступал. Просто выжидал.

Таш глубоко вздохнула, доверительно улыбнулась. И потянулась к нему.

Был ли когда-нибудь момент столь же прекрасный, как этот? Восхитительно обнаженная Таш распростерлась поперек кровати. Непроизвольно. Неэлегантно. Уязвимо.

И моя.

Это слово продолжало витать в сознании Эйдена, вопреки стараниям выбросить его из головы. Он любил делать кого-то своим. Помечать. Завоевывать даже вопреки трезвым суждениям, потому что просто не мог устоять. Но нет, это было совсем не такое «мое». Это другой зверь. Бешеная, ревнивая, защищающаяся разновидность «моего», которая заставит выйти на цыпочках, выследить Эрика Синклера и до наступления утра успеть трижды ударить его ножом в живот за то, что он так сильно ее обидел. Или арестовать, и пусть другие заключенные надругаются над ним. Или даже убить собственного отца за то, что он не был отцом.

Это не входило в их намерения. Эйден попятился от двери и вернулся в кухню, посмотреть, готов ли кофе. А она, видит Бог, заслужила отдых. Его красивая дикая Таш. Нет, не его. То, что они сделали, чем были друг для друга, всего лишь партнерство. На равных. И это ново для него. И более чем немного тревожно.

Отец считал его испорченным. Прелестно!

Секс и сила переплетены. Он любил контролировать силу, следовательно, контролировал и секс. Он, возможно, ограничил до некоторой степени свой контроль для Таш сегодня вечером, но вернул его к концу ночи, когда она умоляла его о прикосновении. Он всегда так делал. Физические аспекты, эмоциональные аспекты. Все тщательно упорядо чено.

Дорогой папочка не в том положении, чтобы критиковать его выбор, учитывая то, как он относился к двум самым значимым женщинам в его жизни. Аминь.

Кружка. Чайник. Черный кофе. Эйден щелкнул выключателем уже изрядно выкипевшего кофейника и наполнил кружку. Он признавал, что не собирается снова засыпать, слишком занят, несмотря на то что тело с трудом преодолело желание уснуть. Вот для чего кофе. Черный. Крепкий. И много.

Кофе лишь частично смягчил вину, которую Эйден по-прежнему испытывал за свою слабость. Ему следовало бы находиться дома, не в силах уснуть, прокладывать путь через эмоциональное минное поле в лице его беспорядочного семейства, не переведя внимания на Таш. Используя ее. Эйден видел, как она изо всех сил старается быть с ним открытой и выпустить наружу неуемную чувственность. Знал, она не спит с кем попало.

Он отхлебнул обжигающий кофе, его внимание привлекли яркие фотографии, прикрепленные к холодильнику. Мгновения радости. Мгновения любви. Он увидел еще одну вспышку шоколадных глаз, его глаза увлажнились. Он уставился на самую большую фотографию. Таш с матерью где-то на пляже, обе блаженно счастливы. Женщины Портер-Синклер. Самая неподходящая для него женщина в мире, если он планирует поддерживать хоть какие-то отношения со своей матерью. Ее и так оставляли мужчины, достаточно для одной жизни. Он не собирался ничего добавлять к этому. Эйден поднял глаза и по смотрел поверх холодильника, затем его взгляд застыл на полупрозрачной сине-оранжевой ножке в окружении тонких выступов под ней, согнутой над верхним краем какого-то белого бытового прибора. Упитанная маленькая морская звездочка с совершенными ножками-присосками выглядела как живая. Эйден потрогал пальцем одну из присосок.

Его морская звезда. Та самая, за рождением которой он наблюдал вчера. Неужели так много изменилось за какие-то тридцать шесть часов? Он был уверен, что этот малыш закончит в ведре с осколками, Таш сунула звезду в остывающую печь для обжига с небрежной незаинтересованностью. Будто та не представляет для нее никакой ценности. Тем не менее звезда здесь. Таш притащила ее домой. Тут его осенило. Для женщины, которая зарабатывает себе на жизнь, выдувая стекло, эта маленькая вещица не вписывается в интерьер коттеджа. Эйден взял звезду, почувствовал ее незначительный вес и позволил холодным жестким ножкам свеситься с ладони. Звезда был далека от совершенства, ножки неровные, цвет распределен неравномерно. Таш делала ее по принуждению. Но в целом он нашел недостатки, отчасти спрятанные под красивой гладью стекла, довольно привлекательными.

Звезда напоминала его самого. Правда, ему нравилось думать, что он гораздо лучше скрывает свои изъяны. Однако женщины не собирают подобные вещи без причины, по крайней мере, такие непрактичные, как Таш. Если она собиралась подарить ее ему, сделала бы это раньше, когда он заезжал за ней на ужин. Значит, приберегла как сувенир. В груди сжалось. Нехорошая новость.

Памятная безделушка указывала на сладкий взрыв, которым она выстрелила в него из прекрасных шоколадных омутов, в совершенно новом свете. И ее доверие к нему, и почти каждая улыбка и взгляд. Значит, все не случайно. Он перевел взгляд на холодильник. Да, эта звезда – это он сам, точно. Таш положила ее там, где держала свои самые драгоценные воспоминания. Иначе говоря, пора уходить.

Забавно, как можно почувствовать, что постель опустела, когда она обычно бывает пустой. И всего после нескольких часов, проведенных вместе. Таш пошевелилась, пробуждаясь, ощупывая пальцами прохладную простыню рядом с собой и с трудом открывая глаза. Прислушалась. Ничего. Нахмурившись, ощущая приятную ноющую боль в мышцах, села в кровати.