– Я предполагал, но когда попытался поговорить с ним об этом, он осадил меня, будто у него есть нечто более важное, о чем следует думать.

Может быть, это была совесть. Хорошо.

Таш надеялась, что ее слова при расставании, возможно, имели некоторое значение. Она пожала плечами.

– Кто знает?

– На самом деле, я думал, ты, возможно, знаешь, учитывая перемены в твоем поведении в то же самое время.

Таш бросила на него быстрый взгляд:

– Какие перемены?

– Ты теперь такая унылая. Яркость и радость в тебе исчезли.

Это правда. Таш наблюдала это и в своей работе.

Натаниэль осторожно пробирался через кучу вещей, которые, очевидно, хотел сказать.

– Меня не волнует, кровные мы родственники или нет, ты стала мне как дочь, я хочу, чтобы так и было. Я беспокоюсь о тебе.

Странно, но вопрос о ее родителях больше не возникал. Что-то в ее несчастной встрече с Эйденом несколько недель назад отчасти дало столь необходимую перспективу.

Люди относятся к вам именно так, как вы им позволяете.

Неужели ей тоже потребуется тридцать лет, чтобы уладить этот вопрос? Таш винила семью Эйдена в том, что они живут прошлым, но разве это не именно то, что она делает со своим отцом?

Она улыбнулась Натаниэлю.

– Я была бы рада быть вашей почетной дочерью. Однако…

– Эйден взрослый человек. – Натаниэль угадал направление ее мыслей. – Ему не обязательно должна нравиться наша дружба, но он должен ее принять.

– Он очень сложный человек. И очень противоречивый.

– Я мог бы оставить Лору, – вздохнул Натаниэль, вдруг отклонившись от темы разговора. – Когда вы были маленькими. Это было бы правильно. Но я видел огромное влияние, которое она уже оказывала на Эйдена, и знал, это выйдет из-под контроля, если рядом не будет меня, чтобы сохранить хоть какое-то равновесие.

– Вы остались ради Эйдена?

– Я не совершенен, но мог, по крайней мере, исправить наихудшие стороны Лоры, чтобы Эйден вырос хорошим человеком. Разумным человеком.

– Вы хорошо поступили, – выдохнула Таш.

– Часто я желал иметь хотя бы частицу стойкости твоей матери. Когда требовалось поступать жестоко, она делала это. Не оглядывалась. Возможно, Эйден пострадал бы меньше, если бы вырос вдали от проблем родителей.

Таш наклонилась к нему и сплела свои пальцы с его.

– Представьте себе, на что это будет похоже.

Ей не нужно представлять себе это. Для нее это реальность.

Натаниэль раздвинул пальцы, затем сжал руку.

– Каждый раз, когда я раньше попадал в затруднительное положение, думал: «А как бы поступила Адель?»

Это так близко к тому, что Таш делала сама, трудно было удержаться от улыбки.

– Как вы думаете, она могла бы поступить по-другому в нашем положении?

Натаниэль с минуту пристально смотрел на нее, размышляя.

– Она сделала бы именно то, что всегда делала. Действовала бы. Конкретные позитивные действия, чтобы изменить ситуацию. Не просто выжидала бы, чтобы посмотреть, как поступят другие.

В течение многих недель Таш видела впереди единственный путь – одиночество. Пробираясь вперед, заставляя себя забыть Эйдена и по возможности латая свою жизнь как можно лучше. Выживая.

Видит Бог, она готова к крутому повороту. Новому направлению. Потому что старое не работает. Может быть, пришло время сделать нечто большее, чем просто выживать.

Таш поудобнее уселась за столиком.

Может быть, пришло время воевать.

Она притянула их сплетенные руки к своим губам.

– Натаниэль, кто-нибудь когда-нибудь говорил, что вы блестящий человек?

– Кто-то однажды говорил. – Его глаза опасно сверкнули слезами. – Я очень рад, что наконец смог ответить на этот комплимент.

Затихающая мелодия колоколов Биг-Бена отозвалась эхом в большим коридоре за резной входной дверью. Послышался стук каблуков по мрамору, но мгновение спустя шаги остановились у входной двери, а потом… ничего. Таш почувствовала на себе горящий взгляд из глазка, ощутила вес молчания.

Откроет ли Лора дверь, когда увидит, кто позвонил?

Шли секунды.

Может быть, не откроет.

– Я буквально на несколько минут, миссис Мур. – Она безразлично глядела вперед. Не угрожающе. Как поджавшая хвост собака.

По-прежнему ничего. Затем, наконец, неохотное щелканье замка. Дверь открылась. Не слишком широко.

– Миссис Мур, я…

– Я знаю, кто ты, – начала Лора. – Что тебе нужно?

Это было бы грубо, если бы она не заняла явно оборонительную позицию. Таш поразилась, насколько старше своего возраста выглядит Лора Мур. Ей, должно быть, в этом году исполнилось пятьдесят. Но казалась на двадцать лет старше.

– Я надеялась поговорить с вами.

– О чем?

Ничего не получится.

– О вашем сыне. Пожалуйста.

Лора явно не ожидала. От удивления она сделала шаг назад. Таш шагнула в богато украшенный холл и последовала за Лорой.

Над ними на вершине широкой лестницы располагались комнаты и лестничные площадки. Весь коттедж Таш мог бы уместиться в одну громадную кухню Лоры.

Зазвонил телефон, она извинилась и взяла трубку, прошептала что-то тихо и кратко, затем повернулась к Таш:

– Что я могу сделать для вас, мисс Портер?

– Синклер.

Лора не признала поправки.

– Не ожидала увидеть вас здесь.

– Могу себе представить. – Таш посмотрела на четыре высоких кожаных стула, выглядывающие из-под мраморного выступа огромной кухонной стойки. – Мы не присядем?

Лора не сдвинулась с места.

– Это займет много времени?

– Думаю, нет. Я хотела спросить вас о тех днях в универе с моей матерью и Натаниэлем.

Лора напряглась.

– Я думала, ты хочешь поговорить об Эйдене.

– Это связано. Вы уверены, что Эйден знает, что Натаниэль и моя мать были вместе до того, как он женился на вас?

Судя по тому, как она побледнела, он этого не знал.

– Эйден не сказал бы ничего, что причинило бы мне боль. Он очень добр в этом отношении.

Добр или, может быть, просто хорошо обучен не попадать в щекотливые ситуации.

Губы Лоры сложились в прямую линию.

– Полагаю, я должна вас благодарить за это?