– Так и должно было случиться, – сказал я. – А ферма Блэквуд? Есть какие-нибудь новости?

Было здорово снова идти по улице. Ощущать под ногами тротуар, от которого поднималось накопленное за день солнечное тепло.

– Все отлично, – сказал Квинн. – Томми останется еще на неделю. Я смогу повидаться с ним до его отъезда в Англию. Жаль, что он там учится. Конечно, они обзвонили всех, кто был как-то связан с Пэтси. Это все проклятые лекарства. Мне следовало собрать их и выкинуть вслед за ней в болото. Тогда бы все решили, что она сбежала. Я без конца твердил, что убил ее. Жасмин только смеялась и говорила, что сейчас сама бы с удовольствием прибила Пэтси. Мне кажется – единственный человек, который ее любит, действительно любит, это Сайнди, сиделка.

Впервые после того, как Квинн сделал это всего несколько ночей назад, я задумался о том, что произошло с Пэтси. Тело не могло уцелеть в болоте Сладкого Дьявола. Слишком много там аллигаторов. Я ухмыльнулся. Воспоминание о Пэтси всколыхнуло в памяти другое событие: я вспомнил, как однажды именно таким способом пытались избавиться от меня. Но бедняжка Пэтси, погруженная во мрак, не обладала моими возможностями. Ее душа, без сомнения, обрела вечное спасение.

Мы шагали сквозь толпы бесстрашных туристов. Раскаленный от жары город истекал потом.

Всего неделю назад, точно в такое же время, я был безнадежно одиноким скитальцем. И тогда в моей жизни появился Квинн с письмом в кармане. Он нуждался в моей помощи. Потом Стирлинг прокрался в мою квартиру и дерзко позволил себя обнаружить. А вскоре я оказался в самой гуще событий в главном доме фермы Блэквуд; Стирлинг начал играть важную роль в моей жизни, тетушка Куин трагически покинула этот мир (в тот самый вечер, когда я с ней познакомился), потом ушла в небытие наша любимая Меррик… И вот теперь меня затягивало в воронку тайн Мэйфейров… И что же я? Испугался?

«Брось, Лестат, – услышал я собственный внутренний голос. – Мне ты можешь сказать правду. Ведь я – это ты. Не забыл?»

Я был потрясен до самой глубины души и вновь почувствовал, как при одной только мысли о Роуан и о том, как яростно она спорила со мной всего лишь час тому назад, меня окатывает холодная волна.

И еще был Джулиен, который отнюдь не намеревался предстать передо мной именно сейчас и попасться на глаза Квинну. Я тщательно обследовал вечернюю толпу: «Ну где же ты, жалкий трус, второсортный фантом, чертов неумеха?»

Квинн не сбился с шага, а только слегка повернул голову.

– В чем дело? – спросил он. – Почему ты думаешь о Джулиене?

– Я все расскажу тебе в свое время, – вполне серьезно сказал я. – Но позволь спросить: когда ты впервые увидел призрак дяди Джулиена…

– Да?

– Что ты почувствовал? Какие вибрации? Он хороший призрак? Или плохой?

– Хм, ну, очевидно, хороший. Пытался сказать мне, что у меня мэйфейровские гены. Пытался уберечь от меня Мону, чтобы мы не произвели на свет «жуткого мутанта», вроде тех, что время от времени рождаются в их семье. Добрый призрак. Я тебе рассказывал эту историю.

– Да, конечно, – ответил я. – Добрый призрак и жуткий мутант. Мона говорила тебе что-нибудь о мутациях? О потерянном ребенке?

– Возлюбленный босс, что тебя так беспокоит?

– Nada[11], – ответил я.

Еще не пришло время рассказать ему…

Мы подошли к дому. Охранники дружелюбно кивнули.

Я дал им на чай. Для смертного в рубашке с длинным рукавом этот вечер был невыносимо жарким.

Поднимаясь по металлической лестнице, мы слышали клекот клавиатуры компьютера, потом гудение принтера.

Мона в том же белом наряде, что и накануне вечером, вылетела из спальни, держа в руке лист бумаги.

– Вот, послушайте, – сказала она. – Хоть этот опыт бесспорно порочен, поскольку он подразумевает уничтожение живых людей, это, неоспоримо, мистический опыт. Ну, как вам?

– Это все, что ты написала? – удивился я. – Один абзац? Сочини еще что-нибудь.

– Хорошо.

Мона убежала обратно в спальню и застучала по клавиатуре. Квинн подмигнул мне и улыбнулся, потом подхватил чемоданы и пошел вслед за Моной.

Я вошел в свою спальню, как раз напротив их комнаты, щелкнул выключателем, зажигая люстру, потом, содрогаясь от отвращения, стянул с себя всю одежду и зашвырнул ее в стенной шкаф. Напялив на себя коричневую хлопчатобумажную водолазку, черные брюки и легкий черный пиджак с четким переплетением шелковых и льняных нитей и пару совершенно новых мягких туфель, я стал похож на манекен. Тщательно расчесав волосы, я с минуту постоял перед зеркалом, наслаждаясь состоянием абсолютного покоя.

А потом подошел к кровати и растянулся на атласном стеганом покрывале, накрывшись пухлым атласным одеялом.

Достаточно темно. Я уткнулся лицом в подушки, коих в моем распоряжении всегда было великое множество, напряг все свои мышцы и как бы разорвал связь с окружающим миром.

Никаких мужских поступков, хватит строить из себя мачо, никакой демонстрации силы перед существами из других миров, никакого высокомерия.

Меня успокаивал тихий стук клавиш под пальцами Моны, негромкий голос Квинна, скрип половиц под его ногами.

Но ничто не могло заставить меня забыть резкость слов Роуан, ее глаза цвета гематита, дрожь во всем ее теле, когда она обращалась ко мне. Как Майкл Карри ухитряется оставаться вблизи этого пламени и не обжечься?

Мое возбуждение дошло до такого предела, что только в полном одиночестве, свернувшись калачиком под одеялом, я мог найти успокоение. Спать… Спать… Но сон не шел. Они не были достаточно грешными для меня, Мона и Квинн. Никто не был. Я и себя не считал достаточно грешным!

И мне следует быть начеку, на случай если объявятся призраки.

Где-то тикали часы. Небольшие часы с цветным циферблатом и причудливо изогнутыми стрелками – из тех, что умеют только тикать и тикают столетиями. Возможно, и эти тикали уже много столетий. По таким часам сверяют время люди, их заводят ключом, с них стряхивают пыль, их могут даже полюбить. Они были где-то в квартире – вероятно, в дальней гостиной. Единственный предмет обстановки, который мог говорить. И я слышал их голос, он мне нравился. Я знал, о чем они говорят.

Стук в дверь. Забавно. Он прозвучал так, будто стучали прямо мне в ухо.

– Войдите, – отозвался я.

Ну я и дурак! Однако слух меня не обманывал: это не было звуком открывающейся или захлопывающейся двери.

Джулиен стоял в изножье кровати. Он прошел к изголовью. В черном фраке с белой бабочкой, волосы в свете люстры – белее снега. Глаза черные. Раньше они казались мне серыми.

– Почему ты постучал? – спросил я. – Почему бы тебе просто не вторгнуться в мой мир?