– Как насчет выпить? – предложил Гурнов. – Ну, для остроты ума?

Мономаху показалось, что сейчас Бондаренко выпятит полную нижнюю губу и откажется, про себя сочтя двух мужиков заправскими алкоголиками. Она действительно выпятила губу, однако, вопреки опасениям Мономаха, ответила:

– А что у вас есть?

– Вовка? – Иван вперил в него требовательный взгляд.

– Э-э… есть, кажется, портвейн, еще бренди, коньяк французский…

– А армянского нет? – перебила адвокатесса.

Если б Гурнов умел летать, как Капитан, то взмыл бы сейчас к самому потолку и начал кружиться вокруг Бондаренко, словно мотылек. Влюбленный мотылек. К счастью, в закромах Мономаха имелся армянский коньяк, причем премиальный, от производителя. Кто-то из родичей Севана Мейрояна, молодого хирурга из его отделения, регулярно снабжал его качественным алкоголем. Мономаху перепадало, как заведующему отделением и человеку, которого Мейроян считал своим учителем. Через пять минут две пузатые бутылки стояли на журнальном столике. Гурнов слетал на кухню (практически в буквальном смысле) и вернулся с подносом, на котором стояли три бокала и блюдечко с тонко нарезанными ломтиками лимона. В карих глазах Бондаренко при этом сверкнуло одобрение. Иван разлил коньяк. Адвокатесса сделала глоток и посмаковала напиток на языке.

– Отличная вещь! – отметила она с видом знатока. – Не суррогат из супермаркета!

Гурнов кинул на Мономаха быстрый взгляд, говорящий: «Ну, и где была эта женщина столько лет?!»

– А теперь к делу, господа! – деловым тоном проговорила Марина, и мужчины оторопели от того, как быстро она перешла от расслабленности к полной сосредоточенности. – Наша задача не из простых. Честно признаюсь, давненько я не вела дел настолько запутанных, как ваше, Владимир Всеволодович!

– Почему? – спросил Мономах, чувствуя, как по спине пробежал неприятный холодок: он-то надеялся, что адвокатесса успокоит его, сказав, что все не так плохо, как кажется.

– Ну, давайте рассуждать. Вас подозревают в убийстве бывшей медсестры Ольги Далмановой. Признаем, что основания есть, и достаточно веские! Вы были последним, кто видел жертву живой – она умерла у вас на руках. Орудием преступления стал, с большой долей вероятности, медицинский скальпель, а вы – врач. Встретились вы не случайно: жертва звонила вам незадолго до гибели, и вы утверждаете, что она назначила вам встречу в кафе…

– Что значит – утверждает? – прервал адвоката Гурнов. – Это чистая правда!

– Я вам говорю, как это видится следствию, – невозмутимо ответила Бондаренко. – Давайте дальше. Внезапно выясняется, что есть две медсестры, которые жалуются на вас, как на преследователя… – она взмахнула рукой, предупреждая возмущенный возглас Ивана, и продолжила: – Да, у одной из них, по вашим словам, рыло в пуху, за что она и была уволена, однако доказать это вы не сможете…

– Смогу! – возразил Мономах. – У того происшествия были свидетели!

– Это отличная новость, – кивнула Бондаренко. – Но есть и вторая медсестра, из другого отделения. Проблема в том, что я пока не смогла встретиться ни с одной, ни с другой: они скрываются и не горят желанием давать объяснения. Тем не менее главные показания они уже дали Никифорову, и это очень плохо! Теперь давайте поговорим о самом убийстве. У Далмановой при себе, скорее всего, был телефон: в наше время редко кто выходит без него, даже на короткое время, а ведь существовал шанс, что вы не придете, опоздаете, перепутаете место, или же сама Ольга задержится – короче, телефон она, скорее всего, взяла бы с собой. Зачем его забрали?

– А если убийца – просто грабитель? – предположил Мономах. – Наркоша какой-нибудь? Денег в кошельке оказалось мало, он разозлился, зарезал девушку и прихватил единственную ценную вещь, которую нашел при ней?

– Такое возможно, но я вам скажу, как это толкует Никифоров. Скорее всего, он полагает, что вы забрали сотовый, так как в нем была какая-то важная информация – переписка с жертвой, к примеру.

– Но телефона ведь при Володьке не нашли! – воскликнул Гурнов.

– А что, если он «сбросил» его до того, как появился патруль? – парировала адвокатесса. – Не уверена, что полицейские тщательно обыскали место преступления, ведь все в прямом смысле лежало под ногами – и жертва, и убийца!

– А почему тогда переписки нет в телефоне Вовки? – не унимался патолог. – Ведь полицаи отобрали у него мобильник! Кроме того, можно же «пробить» информацию у оператора и узнать, на какие номера звонили и с каких номеров.

– А кто сказал, что он общался с ней по своему телефону? Или не уничтожил переписку, не сменил сим-карту на «серую», не оформил ее на чужой паспорт? Что касается номеров – да, их узнать можно, а вот прочитать сообщение не выйдет: это можно сделать, только если заранее предупредить оператора связи. А еще есть фотографии – какие-нибудь компрометирующие снимки эротического характера, доказывающие, что общение было интимным, и вы от них, будь вы убийцей и имей связь с Далмановой, непременно пожелали бы избавиться!

– Но это ведь предполагает запланированное убийство, верно? – подал голос Мономах. – Если я так тщательно «подготовился»?

– Схватываете на ходу! – похвалила Марина, но Мономах был слишком встревожен, чтобы воспринять комплимент. – Вы утверждаете, что давно не общались с Далмановой, а вот члены ее семьи вас отлично знают, с ее слов, и это заставляет Никифорова считать, что вы не прерывали тесного общения…

– Погодите-ка! – снова встрял патолог. – Если у Володьки был другой телефон для общения с убиенной (что, честно говоря, кажется мне притянутым за уши, ведь он, черт подери, не Штирлиц какой-нибудь, а она – отнюдь не Мата Хари!), то почему перед убийством он, ничего не опасаясь, звонил ей со своего обычного номера? Смысла шифроваться не было ни у него, ни у нее, ведь оба в браке не состоят и отчитываться ни перед кем не должны!

– Это – два очень правильных вопроса, Иван… – Марина вопросительно поглядела на Гурнова, ожидая, что он скажет свое отчество.

– Просто Иван, если не возражаете, – попросил он.

– Что ж… Так вот, я обязательно задам эти вопросы Никифорову. Плохо, что Далманова в первый раз позвонила на ваш рабочий телефон. Если она звонила не со своего мобильного, а, скажем, с телефона «Светоча» или еще какого-то, мы не сможем установить, что инициатива встречи исходила от нее! В общем, все вышесказанное – не в вашу пользу. А то, что так быстро нашлись две жалобщицы на вас, Владимир Всеволодович, говорит об одном.

– О чем же?

– Кто-то под вас копает!

– Никифоров?

– Да нет, не он. То есть он, конечно, тоже, но кому-то выгодно, чтобы Никифоров прицепился именно к вам. У вас есть враги? Такие, которые желали бы видеть вас за решеткой?

Мономах пожал плечами. Само собой, недоброжелатели у него были – как и у всякого человека с характером, но кто мог настолько его ненавидеть, чтобы подставить под убийство?