Остолбеневшая Валентина Ивановна видела, как они обменялисьнесколькими словами, причем мужик цедил через губу, а Дема кланялся иоттопыривал зад, словно гомосексуалист-профессионал. Потом мужик сел всеребристый «Вольво» и усвистел в неизвестном направлении, а Дема поглядел назамершую Валентину Ивановну и торжествующе ухмыльнулся.

Так стало известно, что у Демы есть «крыша». И «крыша»серьезная…

На следующую ночь Валентина Ивановна проснулась от боли ввисках. Опять поднялось давление! Полежала немножко, надеясь, что все самопройдет, потом поднялась, пошла на кухню, где была аптечка, – и невзначайвзглянула в окно. Луна светила уже не столь ярко, как неделю назад, однако всеравно можно было разглядеть, что по огороду не таясь, по-хозяйски, разгуливаетДема, причем на сей раз его интересы простирались гораздо дальше молодойкартошки: они тянулись и к кабачкам, огурцам и болгарским перцам.

Валентина Ивановна на деревянных ногах вышла в прихожую,сняла со стены пукалку, зарядила ее… и свалилась без памяти. Когда ее нашелмуж, она была еще жива, но «Скорой» не дождалась.

Через полмесяца после ее смерти умер и старик Ковалев. Детиих жили в городе, они приехали на похороны, заколотили дом и выставили его напродажу, однако вскоре дом среди ночи запылал, и пожар удалось погасить, лишькогда от дома остались обугленные кирпичные стены. До осени Дема пасся наогороде Ковалевых, как на своем собственном, и никто не смел ему слова сказать.

В сердцах жителей Озерного начал укореняться страх. И теперьесли кто-то обнаруживал урон в огороде, погребе или коптильне (многие в Озерномжили тем, что продавали пассажирам проходящих поездов или возили в Москву курдомашнего копчения), если снято было оставленное на ночь на сушилах белье, еслипропадала кошка или дерзкая собачонка, никто и слова не смел сказать. Дема иего гости расхаживали с довольными физиономиями. Словом, это был натуральныйтеррор.

Мало кто не боялся Демы и его «крыши». Ховрины и Мельниковы– вот, пожалуй, и все. Ховрины – потому что жили под охраной Супера. ГелийМельников – потому что был слишком еще молод и верил в справедливость, а егобрат Эльдар – потому что поселковые дела его ничуть не волновали.

Эльдара вообще ничего не волновало, кроме его рухнувшейжизни. Три года назад он был преуспевающим московским мануальщиком – богатым,со сложившейся клиентурой. Но вот однажды к нему пришла известная журналистка,предъявила корочки одной из популярнейших газет и сообщила, что желает написатьо чудо-руках Эльдара Мельникова, поэтому пожалуйте дать интервью. Эльдаринтервью дал, позволил журналистке присутствовать на своих сеансах и настольковосхитил ее, что девица решила сама на себе испробовать целительную силумануальной терапии. Не то чтобы у нее что-то болело – так, изредка ломило спинуот долгого сидения перед компьютером.

Когда Эльдар взялся за дело…

Потом молодая женщина рассказывала, что сила его рук былатакова, что ей казалось: вот-вот мануальщик продавит спину насквозь. Терпетьстановилось все труднее, она шутливо запищала: вроде бы наглядной агитациидостаточно! Однако Эльдар не собирался останавливаться. Заявив, что ужурналистки смещение дисков, он прописал ей растяжение позвоночника наспециальных приспособлениях, переразгибание и хвойную ванну, что и былопроделано.

Спина не болела два дня, за которые журналистка торопливонаваляла восторженную статью и отдала ее в номер. А спустя месяц начались болив паху. Потом стали неметь икры, словно их «отсидели». Потом заныла кожа наногах, да так, что женщина не могла спать.

Памятуя о чудо-руках, поехала к Эльдару. Тот пожал плечами:«При чем тут я?» – и предложил сделать массаж. При этом жаловался: «У вассовсем нет мышечного корсета, нечего массировать!» Потом эта фраза сталаэпиграфом для новой статьи о чудо-мануальщике, который устроил своей пациенткевсего-навсего разрыв сосуда, снабжающего спинной мозг кровью. Это выяснилосьпосле операции в Институте нейрохирургии, куда молодая женщина попала послетого, как у нее отнялись ноги. Ходить она больше не смогла, даже послесложнейшей операции…

На Эльдара подали в суд. Чтобы выплатить компенсациюжурналистке, пришлось продать родительское наследство – квартиру в Москве – ивместе с братом переехать в Озерное в дачную, еще дедовскую развалюху. Гелийперешел в местную школу, а Эльдар устроился в районный морг. Он и раньше, дотого как подался в мануальщики, работал патологоанатомом – теперь вернулсятуда, откуда ушел. Замолвил за него словечко один из бывших его пациентов – укоторого, наоборот, после лечения исправилось застарелое смещение дисков, такчто он был немало благодарен Эльдару. Фамилия его была Корнилов, он былдепутатом Госдумы от НДР, близким к Черномору и Рыжику-младшему, считалсячеловеком могущественным. Но даже он, при всей своей силе и власти, не могзапретить Эльдару пить и оплакивать свою загубленную жизнь. Корнилов имел вОзерном дачу недалеко от дома Мельниковых, разрушение Эльдара происходило наего глазах, и Леонид Васильевич старался встречаться с ним пореже. Младший сынего, Севка, был почти ровесником Гелия, какие-то два года разницы, однакодружбы между мальчишками не получилось: прежде всего потому, что Севка, звездаспортивной гимнастики, больше времени проводил за границей, чем в Москве, ну апоявляться в Озерном у него практически не было времени.

А в этом году прошел слух, будто Севка Корнилов ушел изспорта по болезни, более того – прочно прописался в кардиоцентре и вроде бы навыздоровление даже не надеются. Дом Корниловых теперь большей частью стоялзапертым, Леонид Васильевич и его старший сын наезжали сюда только изредка –наверное, когда уж совсем невмоготу становилось в Москве. Тогда Корнилова-отцаможно было увидеть рано утром над озером, где он стоял, глядя на восходящеесолнце, словно какой-нибудь древний язычник, вымаливающий у светила спасение единственногосына. Ну да, единственного, – ведь старший-то, Слава, был сыном его жены отпервого брака, носил другую фамилию и Корнилову был не родной. А вот Севка…Корнилов уже потерял не так давно дочь и жену, смерть Севки была бы для негоневыносима.

Сейчас Леонид Васильевич как раз был в поселке – Гелий виделего «Мерседес» за каких-то полчаса до того, как его зазвала к себе рыдающаяЕлизавета Петровна Ховрина, и у него мелькнула мысль: если к Малявке идтибессмысленно, может, обратиться к Корнилову? Может быть, Леонид Васильевичсумеет избавить поселок от распоясавшегося Демы?

* * *

Кто-то громко вздохнул рядом, выпустив изо рта клубморозного воздуха. Холод коснулся лица, и Александра резко, как от толчка,открыла глаза.