Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джек Масселин просил меня не говорить о нем, и, немного подумав, я против своей воли решаю отдать ему должное и отвечаю:
– Да.
Джек
Вместо того чтобы провести учет товара или заняться оформлением заказов, я сижу за компьютером в офисе Масселина и ищу сайты исследовательских центров по изучению прозопагнозии. Я обнаружил, что они расположены в Дартмуте, Гарварде и Университетском колледже в Лондоне, а заведует всем этим мужчина по имени Брэд Дачейн. Я слышал и о центрах, и о нем, но никогда не заходил на этот сайт, поэтому провожу тут некоторое время и читаю о прозопагнозии больше, чем за всю свою жизнь.
Неудивительно, что прозопагнозия может создавать серьезные социальные проблемы…
Сведения о прозопагнозии относятся к античным временам…
Одним из весомых признаков прозопагнозии является большая степень зависимости от информации, не связанной с лицом, как то: прическа, походка, одежда, голос…
Бо́льшая часть информации мне уже знакома. Я хожу по разным ссылкам «Фейс ту фейс», читаю информационный бюллетень, печатающийся два раза в год, потом прохожу тест с лицами известных людей, который проверяет мою способность узнавать знаменитостей. Президент, Мадонна, Опра. Я и раньше проходил подобные тесты, но единственный, кого я угадываю, – так это Мартин Лютер Кинг-младший. И то только потому, что догадался.
Я щелкаю мышкой, чтобы перейти на страницу контактов.
Если вы полагаете, что у вас прозопагнозия, или испытываете трудности другого плана, распознавая людей, или вас просто заинтересовали исследования данной проблемы, пожалуйста, заполните предлагаемую анкету и пришлите ее нам. Мы попытаемся привлечь вас к проводимым нами исследованиям или поможем связаться с исследователями в вашем районе.
Я открываю почту и попадаю на переписку моего отца. И тут, на видном месте, лежит новое, еще не прочитанное письмо от Моники Чапмен, и любой может с ним ознакомиться. Отослано одиннадцать минут назад. Пока я сидел вот тут, изучая свой поврежденный мозг. Тема: «О Джеке». То есть про меня. То есть Моника и мой отец в каком-то смысле обсуждают меня.
Я пялюсь на строчку с темой, на строчку с ее именем и фамилией, с фамилией отца, со своим собственным именем.
Если я открою письмо, случится вот что. Я узнаю больше, чем мне уже известно, а это значит, что к тому секрету, который я уже в себе ношу, кое-что добавится.
И я открываю его.
И тут же жалею о содеянном.
Я видела Джека, похоже, он очень сильно злится. Он вообще с кем-то говорил? Я знаю, что после уроков он остается с Левином, но, может быть, ты думал о том, чтобы психолог помогал ему индивидуально? Могу кое-кого посоветовать. Здесь у нас психологи, в общем, неплохие, но я знакома и с другими. Мы решим этот вопрос. Ты не должен делать все в одиночку. Я люблю тебя. М.
Опускаю взгляд и вижу, что у меня дрожат руки. Мне хочется вспыхнуть ярким пламенем, как это произошло с итальянским рыцарем Полонием Ворстиусом – он заполыхал после того, как выпил слишком много вина.
Со мной этого не случается, и я пишу:
Дорогая М.! Если Джек и злится, то из-за тебя и из-за нас обоих. Единственное, что ему поможет, – это если нас не будет. Может быть, мне стоит перестать быть настолько эгоистичным или по крайней мере признаться во всем своей жене. Я обязан открыться ей. Может быть, мне тоже надо быть с тобой до конца откровенным. Может быть, наша любовь – это что-то великое, хотя я в этом сомневаюсь. Как бы там ни было, мне надо прекратить быть такой дрянью. Неудивительно, что он так сердится. С любовью, Н.
Я не отсылаю его, а оставляю открытым, чтобы отец увидел.
Потом ищу в компьютере книги о прозопагнозии и мозге, заказываю все, что нашел, и расплачиваюсь его кредитной карточкой. Затем перехожу к себе на почту и пишу письмо Брэду Дачейну.
Меня зовут Джек. Я учусь в выпускном классе средней школы и почти уверен в том, что не различаю лица людей. Не знаю, сколько времени еще я смогу продолжать жить с этим. Каждый человек для меня – незнакомец, включая и меня самого. Пожалуйста, помогите мне.
Я отсылаю письмо, и мне тут же хочется вернуть его. Но оно уже отправлено. Поэтому теперь остается только ждать и надеяться: может быть, этот человек сумеет подсказать мне, что делать.
Либби
Я до сих пор храню экземпляр книги «Мы живем в замке», которую прислал мне в больницу какой-то добрый самаритянин. Она лежит на прикроватном столике, а записку, которая была к ней приложена, использую в качестве закладки.
Хочу, чтобы ты знала: я за тебя болею.
Порой необходимо слышать такие слова, даже от незнакомого человека. Я думаю обо всех, за кого болею: это мой отец, Рейчел, Бейли, Айрис, Джейви, мистер Левин, директор Вассерман, мистер Домингес, мои одноклассники, члены кружка обсуждения разных проблем, может быть, даже Джек.
Потом я достаю свое заявление в группу «Девчата», перечитываю его, чтобы убедиться, что ответила на все вопросы и заполнила каждую строчку, аккуратно кладу в рюкзак и начинаю танцевать.
Джек
За ужином разговаривает только Дасти, который хочет, чтобы его послушали, так как он пробуется на какую-то роль в школьной постановке «Питера Пэна». Маркус под столом ковыряется в своем телефоне, а мама на него даже не прикрикнет. Я слишком занят тем, что делаю вид, будто все тут добрые друзья и мне не хочется врезать собственному отцу, который, в свою очередь, тоже притворяется. Любовница? Какая такая любовница?
Позже он заходит в ванную, когда я чищу зубы, подходит ко мне и очень тихо произносит:
– Тебе не следовало залезать в мой почтовый ящик. Мне жаль, что ты увидел кое-что, о чем неправильно подумал, но все же нужно уважать мое личное пространство. Ты многого не знаешь, и то, что увидел, – этого не понять без контекста. Но мне все равно очень жаль, что все так произошло.
Он говорит это с милым выражением, потому что Нейт Масселин вообще милый парень и для него очень важно, чтобы его любили, особенно теперь, когда он заболел раком. Я чувствую, что он ждет, чтобы я простил его и чтобы все так дальше и шло своим чередом, и это меня бесит.
Я неторопливо чищу зубы, потом вытираю полотенцем рот. Наконец поднимаю на него взгляд. Я на несколько сантиметров выше отца, и это не считая моей «львиной» гривы-прически. Я говорю:
– Ты больше не имеешь права использовать рак как оправдание своему мерзкому поведению. – И, разумеется, эти слова относятся и ко мне тоже, хотя он этого не понимает.
Мне снится, что я лечу из одного аэропорта в другой и каждый из них переполнен народом. Там так тесно, что я не могу дышать или пошевелиться, и все лица – пустые. Нет ни носов, ни ртов, ни глаз, ни бровей. Я ищу кого-нибудь знакомого, хоть одно знакомое лицо, но чем напряженнее ищу, тем больше теснит грудь и тем труднее становится дышать.
