По взгляду мистера Левина понимаю, что этих слов недостаточно. Я видела такой взгляд и раньше. Так смотрят наставники, когда начинают анализировать твое поведение и знают ответ на вопрос задолго до того, как он станет известен тебе самой. Но вот только они не собираются подсказывать, потому что ты должна дойти до всего самостоятельно.

Джек

Когда очередь доходит до меня, я заявляю:

– Настоящая причина моего присутствия здесь заключается в том, что я являюсь повелителем козлов во всей Вселенной.

Мужчина в галстуке-бабочке, который, наверное, и есть мистер Левин, говорит:

– Пожалуйста, объясняйся понятнее, Джек.

Я наклоняюсь, уставившись в пол. Со стороны можно подумать, будто я подыскиваю подходящие слова. Впрочем, так оно и есть. Но главная причина состоит в том, что я стараюсь избежать посторонних взглядов. Иногда мне просто хочется закрыть глаза и вообще забыть о способности что-то видеть. Потому что невозможность различать лица временами очень похожа на обычную слепоту.

– Так как же ты можешь объяснить нам свое «почему»?

– У меня нет никакого «почему», только «вот дерьмо!» и «о чем я только думал!» – Я изображаю на лице подобие ухмылки и вдруг встречаюсь взглядом с Либби. Я смотрю на нее в упор, а она смотрит на меня. Она прочитала мое письмо. Она может все рассказать прямо сейчас. Я жду, что она начнет говорить. Но она молчит, и тогда я, прокашлявшись, произношу: – В общем, не стоило, конечно же, этого делать. Зря я так.

Пожалуй, это первые честные слова, которые я говорю вслух за весь сегодняшний день.

Позже она находит меня на парковке, когда я уже залезаю в «Ленд Ровер» с телефоном в руках.

– Когда же ты его подсунул?

– Что именно?

– То самое письмо.

– Мне придется тебе перезвонить, – говорю я в трубку и прерываю связь с Кэролайн как раз в тот момент, когда она произносит: «С кем это ты там разговариваешь?» – и обращаюсь уже к Либби: – Когда схватил тебя в охапку.

– Неужели ты решил, что эта записка каким-то чудодейственным образом сможет все исправить?

– А это получилось?

– Ты сам как считаешь?

– Нельзя винить человека в том, что он хотя бы попытался что-то уладить.

Я ослепительно улыбаюсь ей, но она лишь качает головой, а ее указательный палец оказывается прямо у меня перед носом.

– Вот только не надо этого.

– Хорошо. Давай тогда серьезно. Ты говорила, что у тебя есть ко мне вопросы. Можешь задавать их. – В этот момент у меня в кармане начинает звонить телефон.

– Когда ты понял, что не можешь различать людей по лицам?

– Примерно лет в четырнадцать. Правда, все произошло не за одну минуту. Понимание больше напоминало некий процесс. Мне пришлось сложить вместе разные факты, а это заняло некоторое время.

– Значит, ты видишь мое лицо, но не в состоянии запомнить его?

– Что-то вроде того. Не то чтобы лица мне кажутся пустыми. Я же вижу глаза, носы, рты. Просто не могу соотносить их с конкретными людьми. Вот ты, Либби, например, можешь мысленно как бы сфотографировать человека и этот снимок хранить в своей памяти до следующей вашей встречи. Я тоже как бы фотографирую лицо, но оно тут же отправляется в мусорную корзину. И если тебе требуется разок-другой встретиться с человеком, чтобы хорошенько запомнить его, мне, наверное, потребовалось бы для этого сотня таких встреч. Или же вообще эта задача для меня останется невыполнимой. Это что-то вроде амнезии или как если бы ты попыталась различать людей по их ладоням.

Она смотрит на свои руки, потом на мои.

– Значит, когда ты отворачиваешься и снова видишь меня, ты уже не можешь быть уверенным в том, что перед тобой именно я?

– Конечно, по логике, я понимаю, что это ты. Но только не верю в это, если так тебе будет понятнее. Мне приходится снова и снова убеждать себя в том, что передо мной стоит Либби. Понимаю, это звучит совсем уж безумно. – Но настоящее безумие заключается, конечно, в том, что я сейчас стою здесь и рассказываю об этом кому-то еще, кроме себя самого.

– Тебе, наверное, нелегко смотреть кино или телепередачи, потому что ты не можешь уследить за героями?

– Ну, это так же, как и с людьми вообще. Некоторые фильмы или шоу труднее воспринимаются, другие легче. С мультфильмами или монстрами проще. С детективами сложнее. Я всегда думаю: «Кто же тут преступник?» или «А это вообще кто такой?».

Я смотрю на нее и чувствую, что переполнен адреналином, заставляющим сердце бешено колотиться. Такое впечатление, что она меня допрашивает. Но я совсем не против этого, потому что впервые говорю на эту тему с кем-то посторонним и при этом ощущаю нечто вроде свободы. Ну вот, наконец-то нашелся хоть кто-то, кто, может быть, поймет, что это такое – быть таким, как я.

– Ну и как при этом ты себя ощущаешь?

– Похоже на то, что у меня в голове самый настоящий цирк и мне все время приходится прыгать через обручи. Или как будто ты постоянно заходишь в переполненную людьми комнату, где никого не знаешь. Всегда одно и то же.

Глаза у нее блестят, и она вся напряжена:

– Это как то, если ты возвращаешься в класс через пять лет и пытаешься понять, знаком ты вот с ним или с ней или с ними, потому что все они успели уже измениться и кажутся другими людьми. А ведь люди, которых ты знал раньше… они… просто люди.

– Верно. Ты ничего не знаешь ни о их жизни, ни о подробностях их судеб, ни о чем, что делает их именно такими, какие они есть. И ты при этом один-единственный, кто чувствует себя именно так.

– А все остальные идут в школу или уходят на обед, рассуждая так: «Посмотри на меня, я же не изменился. Я знаю тебя и всегда знал, а время не останавливалось, и вот я стою перед тобой».

– Ага.

Глаза у нее большие с длинными ресницами. Цвет глаз – светло-карий. Как янтарь или виски. Мне трудно представить себе, что девочка в подъемном кране это она и есть. И даже несмотря на то что стоящая передо мной девушка очень крупная, на самом деле она кажется намного нежнее и утонченнее.

Либби тем временем продолжает:

– А тебе никогда не приходило в голову, что, может быть, это все остальные видят мир по-другому? А ты, наоборот, видишь людей именно так, как и нужно их видеть?

– Идентификаторы, вот как я их называю. У каждого человека есть что-то такое, что обязательно выделяет его среди других.

– Поэтому ты и носишь такую пышную прическу?

– Крошка, прическа у меня такая, потому что у меня волосы просто потрясающие!

Она неуверенно хмыкает, словно сомневается в правоте моих слов, потом склоняет голову набок, морщит лоб и говорит: