После первой рюмки внутри потеплело, приоткрыв окно и включив вытяжку, закурила.

− На балконе не курится?

− Там холодно, да и вообще пох*й, – повернулась к нему лицом, опираясь пятой точкой о подоконник и делая затяжку, наслаждалась его нахождением на моей кухне. Это подталкивало моё сознание к ряду вопросов, которые в другое время я бы не стала озвучивать. Но раз мы сегодня подводим черту, то почему бы и нет. – Ты хоть раз был женат?

− Официально нет, но одно время жил с женщиной, – прищурился и тоже вытащил сигарету, отбросив пачку на стол.

− Сколько?

− Пять лет.

− Почему расстались?

− Моя работа была всегда на первом месте, её это не устроило, – затяжка, и словно проверяя мою реакцию на свои слова, сверлит взглядом. − Патологический трудоголик, преданный своему делу.

− Дети?

− Нет. По крайней мере, мне не известен ни один случай, – ухмылка, и моя ответная, с пониманием, что аппетит к сексу у него был всегда. Сделала последнюю затяжку и затушила окурок в импровизированной, из майонезной банки, пепельнице. – Всё или ещё есть вопросы? − повела отрицательно головой и опустошила ещё одну стопку, потянувшись за лимоном. – Тогда твоя очередь отвечать. Так почему отец хочет отобрать квартиру у собственной дочери? – усмехнулась и снова наполнила свою тару. Ладно, идеальный ты мой, слушай, раз так в дерьмице изваляться хочется. Может, сбежишь быстрей.

− Потому что дочерью не считает и никогда не считал. У нас высокие семейные отношения, смертным не понять, − приняв новую дозу, скривилась, зажевала лимоном. − Это долгая, некрасивая, банальная история, и на х*й тебе знать.

− Вываливай.

− Вино открой.

− Градус ниже. Тебя разъ*бёт.

− Этого и добиваюсь. Давай, а то них*я от меня не услышишь.

Пока я открывал бутылку, Настя стянула резинку с волос, задрав платье, спустила чулки, отбросив их в угол у двери, забрала из моих рук вино и забралась на подоконник, снова закуривая и припадая к бутылке.

− Так бывает, когда ты нежеланный ребёнок, – с иронией в голосе. − Видишь ли, я с самого рождения обладаю талантом разочаровывать людей. Папаня ждал наследника, а родилась я. Папаня на таких «радостях» поставил маман фонарь под глаз: мол, х*ли ты мне х*йню какую-то родила, и в расстроенных чувствах из дома ушёл. Знаешь, эта фишка у многих мужиков. «Сына хочу, наследник чтобы был». Всегда поржать хотелось над этой х*йней. Наследника он хочет. Чего, бл*ть? В случае с папаней, просиженного дивана или старого ржавого Волгаря, который заводился только по большим праздникам. Ну да ладно. В общем, папаню домой бабушка вернула. Что она ему сказала и каких п*здюлей прописала, я не в курсе. Влияние на него только она имела. Но срать он хотел на адекватность, у него свои за*бы. Ведь от такого ох*енного носителя мужского генофонда г*вно всякое не родится, а значит, мать − шл*ха, и нагуляла. Через полтора года маман снова забеременела, и родился мой брат Илья. Меня, чтобы не мешалась под ногами, оформили в ясли на пятидневку. Потом в такой же сад, по блату, конечно, мать Риткина заведующей в саду работала. Но к сожалению папани, когда мне почти девять стукнуло, то родителей настойчиво попросили меня забрать и отправить в школу, иначе гости из соцзащиты постучали бы в двери с вполне резонным вопросом. А папане это не надо было, семья же идеальная. С виду, правда, картинка только красивая, скрывающая внутреннее уродство, – от каждого её слова перекашивало и корёжило нутро… Некое кривое зеркало, и его отражение ощутимо полосовало так, что и перебивать не хотелось. Она сделала глоток вина и, повернувшись к окну, продолжила. – Мной, в основном, мать занималась, точнее, пыталась заниматься. Как только это видел отец, то быстро её одергивал: «Х*ли ты на этот кусок мяса время тратишь? Иди ребёнком займись, дура тупая». И маман послушно шла дарить любовь и ласку сыночке Ильюше, нежному цветочку и родительской отраде. Есть фишка такая в детской психике, она не дает до определенного момента воспринимать нелюбовь родителей, оттого что природой так предусмотрено. Мол, кто дал тебе жизнь, не может тебя не любить. Я, повинуясь этому природному зову, пыталась выслужиться: оценки хорошие из школы, дома ботиночки всей семье намою, слова лишнего не скажу. В общем, вот, посмотрите, я тоже хорошая, я тоже заслуживаю. Но всё, что я могла получить − это подзатыльник или, в лучшем случае: «Эй, ты, принеси из холодильника пива». Он по имени никогда не обращался. Удивлюсь, если вообще его ещё помнит. Сейчас Ильюша телочку обрюхатил и домой приволок, свадьба намечается. Любимому сыну жить негде, вот у папани мысль-то и возникла, что хата должна была ему отойти, как первоочередному наследнику, если бы не завещание. Поэтому он свою толстую ж*пу от дивана отодрал и в суд побежал, чтобы оспорить бабушкину волю, и сыну подарок к свадьбе сделать. Только х*й ему, а не квартира. Я зубами её выгрызу, если понадобиться, – поднялся и, взяв оставленный ею на стуле махровый халат, накрыл её ноги. Из-за приоткрытого окна на кухне стало довольно прохладно. Но Настя не замечала ни холода, ни сквозняка. Прижав к себе её согнутые в коленях ноги, закурил. А она, словно выныривая из своих мыслей и отпивая из бутылки вино, неожиданно продолжила.

− В двенадцать первый срыв и бунт. Домой после школы не пошла, шлялась по городу, но всем было срать. Никто даже не заметил: отец на диване у телика, мать, утирая слёзы, с новым фингалом под глазом на кухне у плиты, брат-задрот в приставку рубится. Всё у них хорошо, и беспокойства не было никакого. Райончик «Стрелки» в то время весёлый был, сплошной частный сектор. Это сейчас половину снесли и многоэтажками застроили, а тогда деревня деревней, только с развлечениями городскими. Все уже с первого класса знали: где какую дурь достать можно, в каком доме спиртом торгуют, в каком водкой палёной, а где самогон гонят, у кого травку стрельнуть можно, а у кого герыч купить. Да и в местной школе контингент разношерстный: русские, цыгане, казахи и много интересных личностей с нетипичными для детей увлечениями. Я быстро втерлась в одну из компаний. Сошла за свою, потому что понимать начала, что место под солнцем отвоёвывать надо, мне на блюдечке никто ничего не принесёт. У нас в семье блюдечко только для Ильюши работало. Даже конфеты в шкафу тоже только для него лежали. Мне мать по одной в портфель подсовывала, чтобы отец, не дай Бог, не увидел. Училась я хорошо, несмотря на то, что могла гулять до середины ночи. Поэтому со стороны учителей претензий не было, а со стороны родителей − равнодушие и игнор. Я десятый закончила, когда Кирилла встретила. Сосед по улице, через три дома жил с семьей. Мне восемнадцать только исполнилось, ему двадцать пять. Пересеклись в центре, он подвезти предложил, я согласилась. Ну и завертелось. Тупая, х*ли. От осинки не родятся апельсинки. Маман же моя, видимо, не от большого ума за папаню выскочила. Вот и я по той же дорожке, – замолчала, глядя в окно и очерчивая пальцем горлышко бутылки.