Из подвала вела лестница, я поднялась на первый этаж; где-тосовсем рядом за стеклянной дверью разговаривали люди, мужской голос звалкого-то пить чай, я торопливо проскочила на второй этаж, но дверь с лестничнойклетки оказалась заперта. Конечно, можно разбить стекло, но звон услышитохрана. Пришлось подняться на третий этаж, дверей здесь не было вовсе,просторный холл, красная стрелка, а под ней надпись «Актовый зал». Я пошла втом направлении. Здание было большим, и заплутаться здесь ничего не стоило,зато и меня найти будет нелегко. Очень скоро я вышла к ещё одной лестнице испустилась на второй этаж. Коридор, кабинеты по обе стороны. Нужный мне я нашласразу. Прислушиваясь, не раздадутся ли шаги по соседству, я занялась замком, нанего ушло минуты три, дверь открылась, я вошла в большую комнату, тонувшую втемноте, и на всякий случай заблокировала дверь стулом. Картотека занимала всюправую стену. Пристроив фонарь, я выдвинула один из ящичков и начала перебиратькарточки. Шульгина Андрея Евгеньевича в картотеке не было. «Он могуволиться», — подумала я и перешла к другому ящику, но карточки и там неоказалось. Потратив больше часа, я могла с уверенностью сказать: ничто в данномучреждении не напоминало о том, что чуть меньше месяца назад Андрей здесьработал. Кто-то старательно избавился от его следов: ни одной фотографии, ниодного клочка бумаги с его именем. Что ж, похвальная предосторожность.Единственное, что могли бы обнаружить заинтересованные граждане: роспись наплатежной ведомости в бухгалтерии. Но росписи на листке бумаги мало, чтобы разыскатьчеловека. Я придала комнате в точности такой вид, какой она имела до моеговторжения, и той же дорогой спустилась в подвал. Поставив решетку на место,прислушалась, за углом кто-то ворчливо позвал:

— Ты пойдешь чай пить?

А я счастливо улыбнулась, потому что теперь была почтиуверена, что Андрей жив.

* * *

Звонок поднял меня в десять утра, я отсыпалась после ночнойэкскурсии, и настойчиво трещавший телефон поначалу не вызвал ничего, кромедосады. Я поднялась с постели, тряся головой, протянула руку к аппарату итолько тогда сообразила, что звонить мне некому. Впрочем, был хозяин квартиры —алкоголик, возможно, деньги у него уже кончились, и он решил узнать, не желаюли я заплатить ещё за два месяца. Телефон трещал не переставая, точно звонившийбыл уверен: я дома. Я сняла трубку и буркнула недовольно:

— Да.

— Ксения? — Мужской голос звучал насмешливо.

— Вы ошиблись, — сказала я и бросила трубку нарычаг. Телефон тут же зазвонил вновь, прятаться не имело смысла.

— Кончай дурака валять, — сказал мужчина. — Еслитебе больше нравится Анна, ради бога. Хочешь узнать, где твой муж, приезжай.Адрес запиши.

— Когда приезжать? — насторожилась я.

— Да хоть сейчас. И не дергайся. Если б мы что-то имелипротив тебя, звонить бы не стали. Понимаешь? Приезжай и ничего не бойся.

— А я и не боюсь, — хмыкнула я. — Где Андрей?Он у вас?

— Приезжай, тогда и узнаешь. И вот что, на улицахпоосторожнее, ребята Искандера тебя ищут.

— А кто у нас Искандер? — развеселилась я.

— У тебя что, в самом деле мозги отшибло? Вот здорово.Ну ничего, нарвешься на мальчиков, они их тебе махом вправят. Говорят, Искандерпоклялся тебя удавить собственными руками.

— А не говорил, за что? — поинтересовалась я.

— Ну, милая… Я знал людей, которых и за меньшееукокошили. — Он продиктовал мне адрес и повесил трубку, а я немногопосидела, таращась на телефон. Ну вот, звонок, неведомый Искандер, которомуесть за что меня отправить к праотцам, и неведомый дядя с обещанием сообщить,где находится Андрей. А я-то беспокоилась, что начинать поиски не с чего. Хотелосьбы знать, откуда у звонившего номер телефона, мой адрес ему тоже скорее всегоизвестен, и, если мне не перерезали горло во сне, очень даже может быть, чтопредстоящая встреча будет носить дружественный характер. Хотя держать пари я быне стала.

Через полчаса, приняв душ и наскоро перекусив, я была готовапокинуть квартиру. Пистолет прихватила с собой, оставлять его в квартиреопасно: алкаши народ любопытный. Уже собравшись уходить, я взглянула на ключиот двери, подумала и, отыскав в кладовке молоток и гвоздь, соорудила в почтовомящике примитивный тайник: приколотила гвоздь и на него повесила ключи. Почтовыйящик не запирался, закрыв, а затем открыв вновь его дверцу, я убедилась, чтоключи в глаза не бросаются, и осталась довольна. Если я сюда не вернусь,позвоню хозяину и объясню, где их следует искать. Позвоню, если смогу, конечно.

С такими «оптимистическими» мыслями я вышла из дома. Вкармане у меня было две сотни в пересчете на доллары, за поясом пистолет, а вдуше теплилась надежда, что сегодня я что-нибудь узнаю. Я стала высматриватьтакси, потому что о том, где находится нужная мне улица, не имелапредставления. Такси появилось как по заказу.

— Школьная? — спросил молодой парень, сидящий зарулем. — Это где-то ближе к элеватору. Далековато. Полтинник, не меньше.

Я кивнула, не слушая, кровь пульсировала в висках настойчивои тревожно. Перед тем как сесть в кабину, я оглядела улицу, что-то говоряпарню, и тут увидела их. Темный «Порше» развернулся на месте, загораживая нампроезд, из него показались двое мужчин.

— Нагнись, — рявкнула я, падая на асфальт. Грохнулвыстрел, потом второй, а шофер заорал:

— Матерь божья, да тут стреляют. — Открыл дверь ивывалился на дорогу, в ту же секунду лобовое стекло треснуло, а я порадоваласьсообразительности шофера, скользнула на его место и, забыв закрыть дверь, далагазу — нападавшие шарахнулись в сторону, я попыталась обогнуть «Порше», заделаего бампером и успела свернуть на соседнюю улицу. Водитель «Порше», дождавшись,когда его друзья сядут в машину, рванул следом, последним, кого я увидела взеркале, сворачивая на повороте, был таксист: с разнесчастным видом он стоялпосередине дороги и махал руками. Правда, сейчас мне было не до него. Я струдом захлопнула дверь, «Порше» висел на хвосте, а моя машина новизнойпохвастаться не могла.

Мы вылетели на проспект, движение здесь было оживленное, и ярешила, что вряд ли мои преследователи предпримут решительные действия: слишкомлюдно, слишком велика вероятность привлечь внимание милиции, а что-топодсказывало мне, что милицию они не жалуют.