цепляюсь за рубашку, стискивая ткань между пальцев, утыкаюсь лбом в грудь Тимура и беззвучно плачу.

Кадыров поглаживает мою подрагивающую спину, подхватывает на руки и опускается на диван, усаживая меня на коленях. Я тут же оказываюсь в уютном коконе его рук. Тимур на интуитивном уровне чувствует меня и дает то, в чем я остро нуждаюсь в данный момент.

– Эмма, не молчи. Ты пугаешь меня.

– Спаси его, пожалуйста,– бормочу сквозь всхлипывания, задыхаясь. По-прежнему не поднимаю головы, боясь увидеть в глазах любимого мужчины разочарование и осуждение. А он вправе испытывать эти чувства. Я скрыла от него сына. – Прости, что соврала! Это твой ребенок… Я беременна твоим сыном. Только ты его можешь спасти, Тимур.

Осмелев, поднимаю голову, утопая в темном взгляде.

Теперь жизнь нашего ребенка в твоих руках, любимый. Как и моя. Потому что, если Арслана не станет, я умру вместе с ним.

Эмма

Я ожидаю увидеть на лице Тимура все, что угодно: неверие, осуждение и даже ярость. Но никак не радость. Сумасшедшую счастливую улыбку.

Пока я растерянно хлопаю глазами, глядя на Кадырова, он осторожно поглаживает большой ладонью мое лицо, и я едва удерживаюсь, чтобы не прикрыть глаза от этой щемящей сердце нежной ласки.

– Успокойся, Эмма, – хрипло шепчет Тимур. – Не плачь…

Но его слова действуют ровно наоборот: слезы снова застилают глаза, руки трясутся, а внутренности скручивает от страха за жизнь и здоровье малыша.

Мои нервы ни к черту – их расшатали события последних недель, гормоны и неопределенность. Оказывается, я морально устала, и мне банально жизненно были необходимы эти слова: «Все будет хорошо». Сильное плечо, на которое можно опереться. Понадеяться. Человек, которому точно не все равно. И я знаю, что он поможет. Мир перевернет, но все сделает, о чем бы я ни попросила.

Его такие простые слова, сказанные уверенным тоном, как очищение для моей души. Дарят облегчение и…надежду.

Слезы неконтролируемым потоком льются из глаз, и я стараюсь их сразу же стереть, чтобы видеть Тимура. Каждую его черточку. Высечь в памяти. Ведь, несмотря на то, что мы сидим вот так непозволительно близко, несмотря на его теплое отношение ко мне, он все еще чужой мужчина…

– Тшш, Эмма, девочка, успокойся, малышка…– шепчет, осторожно отнимая мои руки от лица и стирая слезы большими пальцами. – Тебе нельзя волноваться, этим ты только навредишь нашему сыну…

Я замираю испуганно в его руках, глядя на Кадырова во все глаза. Он сейчас повторил за мной или…

– Я знаю. О том, кто отец на самом деле, – указывает глазами на мой живот.

– Как…как давно?

– Вчера вечером пришли результаты теста на ДНК.

Хмурюсь, ничего не понимая. Я же не сдавала никаких анализов! Значит…

– Тогда в больнице, да? В то утро, когда…приехал Слава?

– Да, – просто кивает, продолжая поглаживать меня по волосам и спине, что не только имеет успокаивающий эффект, но и заставляет носиться табун мурашек вдоль позвоночника туда-сюда. – Из Славы плохой актер, он очень неправдоподобно сыграл роль влюбленного юноши. Я должен был убедиться, Эмма. Потому что я не позволю постороннему мужчине воспитывать моего сына.

При этих словах, которые глубоко царапают мое истерзанное сердце, наш малыш дает о себе знать, с силой выставив ножку, что я невольно охаю.

Тимур тут же напрягается, устремляя взгляд на выпирающий бугорок.

– Можно? – у него выходит хрипло и негромко. Я лишь киваю и, закусив губу, наблюдаю, как Кадыров подрагивающими пальцами впервые касается живота и знакомится с сыном.

– Ну, здравствуй, малыш, – в его голосе столько теплоты, нежности и любви, что ком в горле перекрывает доступ кислорода и не дает сделать нормально вдох. – Я – твой папа.

Он проводит пальцем по выступающей ножке малыша, и Арслан отдергивает ее, слегка пиная меня изнутри. Тимур поднимает растерянный и до безумия счастливый взгляд:

– А парень у нас с характером, да?

– Нет, просто это была его ножка, и ему наверно, щекотно, – не могу сдержать улыбки: от его простого «у нас», сказанного уверенно и непринужденно, на душе становится тепло и уютно.

В голове тут же проносятся фантазии, что вот сейчас берет начало чего-то хорошего для нас, семейного, но вспоминаются жестокие слова врачей, смертельный диагноз, и хочется выть от безысходности, а боль накатывает с новой силой.

Сжимаю руки Тимура в поисках поддержки, запрокидываю голову, чтобы не дать слезам пролиться и не скатиться в банальную истерику снова. Но выходит из рук вон плохо.

– Эмма, что? Что, девочка, говори! Ты меня пугаешь…

– Наш сын, он, – мне приходится выталкивать слова из себя, потому что говорить о таком очень больно. Никогда бы не подумала, что подобный кошмар коснется меня. Я все же закрываю лицо ладонями и глубоко дышу. Мобилизую все силы, чтобы говорить дальше. – Болен. Серьезно болен, Тимур. Врачи…– прикрываю рот ладонью, с силой закусывая ее. Меня всю мелко трясет, но Тимур терпеливо ждет, когда я договорю. Хоть в его глазах уже вовсю плещется тревога. – Сказали, что он умрет, как только родится. Тимур, пожалуйста, помоги…Не дай им отнять у меня самое дорогое…

– Успокойся! – Тимур говорит тихо, твердо и уверенно. Слегка сжимает мои предплечья и заставляет на него посмотреть. – И давай по порядку. Конкретно какой диагноз? Мне надо знать, чтобы определиться, к кому обращаться за помощью.

– Я уже все изучила, у меня с собой статьи на эту тему, заметки, я все распечатала. Нашему мальчику могут помочь только в одной клинике в Израиле. Но нужны деньги и связи, туда огромная очередь, а времени у нас остается до рождения очень и очень мало. Сейчас, – сбивчиво тараторя, я поднимаюсь с колен, чтобы взять сумку, что валяется на полу, но голова слегка кружится, и меня ведет в сторону.

Тимур ловит меня за талию и бережно усаживает обратно на диван рядом с собой.

– Все в порядке, просто голова закружилась. Сейчас, сейчас, все пройдет…

– Тебе нужно отдохнуть, Эмма. Ты слишком много нервничаешь в последнее время. Так и до нервного срыва недалеко. Нельзя себя так доводить в твоем положении. А ты нам с малышом нужна здоровая.

– Нет времени на отдых! Нашему ребенку нужна помощь, как ты не понимаешь?!

– Эмма! Это не обсуждается! Доведя себя до предела и нервного срыва, ты сыну не поможешь. Поэтому сейчас я отвезу тебя, ты поспишь, отдохнешь. А я тем временем изучу все бумаги, подумаю, что можно сделать и как решить вопрос. Это больше не твоя головная боль. Я не дам умереть нашему сыну,