две недели назад отправили к императорским докторам. Граф–батюшка с ним и поехал, оставив хозяйство на брата.

— Не понял⁈ Что с Олегом⁈

— Слухи ходят, что раненный он тяжело. Только на императорских и надежда. Поговаривают, что те чудеса творят всякие. Но для богатых господ конечно, да с дозволения батюшки Николая.

Помолчал немного. Собрался уже откланяться.

— Простите, а Татьяна Сергеевна письма для Сабурова не оставляла? — Глупо спрашивать у домработницы, но не удержался.

Пожала плечами.

Поблагодарив кивком, направил лошадь прочь.

Если императорские врачи потребовались, то дела у капитана плохи. Ему бы до них добраться живым, двенадцать суток в поезде продержаться. По времени он уже должен добраться до Иркутска. Бог в помощь.

Выходит, на острове Русский серьёзная вышла драка. И штабс–капитан этот полез, видимо, вперёд всех. А если бы не полез? Мог бы и принцессе пригодиться. Дурак.

Хотя, откуда я знаю, что у них стряслось. Просто злюсь на него. И переживаю.

Думаю, и Татьяна себе места не находит теперь.

И зная, что с братом такая беда, всё равно пришла на парад. А что если ей не сказали? Зачем женщин волновать без толку? Мой отец тоже так любил делать. Пока проблема не решена, бабы соплями не помогут, так и говорил.

Тяжело пересилив себя, еду к училищу. Потому что и за него сердце болит.

Знать бы выжил ли взводный, кто уцелел из товарищей. Но ведь не скажут, просто прогонят. И всё равно прусь.

Забор пробит со всех сторон, казармы разрушены. Казаки завалы разбирают, из училища тянутся телеги с мусором и обломками.

Через широкую дыру хорошо видно плац, что уже чистый. И сразу же бросаются в глаза выстроенные в ряд мехары. Целых одиннадцать штук. И машина принцессы с гербом золотым тоже здесь! Вначале строя стоит. Так, уже и чёрный нарисовался, похоже, с площади перелетел.

Я как раз вовремя пришёл.

Уцелевшие отцы–командиры, наш комбат и два ротмистра старших курсов стоят у ног исполинов, а напротив восемь юнкеров. Все при параде. Один уже вперёд вышел и с папкой стоит, зачитывает что–то по стойке «смирно».

Сердце замирает, ибо вижу я Анастасию Николаевну, лиловыми полосами и золотом на погонах сияет в лучах солнца. Небесная принцесса выходит к юнкеру, закончившему читать, и на плашке алой подаёт кольцо с эрениевой частицей!!

Вот те раз. Аж жаба на миг задушила.

Юнкер примеряет, отдаёт воинское приветствие, чеканя громко «служу Российской империи» и встаёт в строй.

Блестят на пальцах кольца уже у половины ребят. В том числе и у Максима Чернышова, довольного, едва сдерживающего улыбку, но не сияние. Пусть и рожа в синяках ещё, но вышел же на церемонию перед принцессой. Может, рассказал, кто его так поколотил.

Остальных юнкеров не знаю, старшекурсники, судя по форме. Юнкеров? Да вот и не угадал я!

Сразу не рассмотрел, погоны у всех со звёздами. Корнетов им присвоили. Надо же, из юнкеров в обер–офицеры быстрее положенного срока возвели.

Следующий выходит. А я отступаю, ибо чувствую, что оцепление из полицейских ко мне надвигается, спросить, что тут забыл.

Объезжаю вокруг территории, будто мимо собрался к набережной. На месте, где меха Суслова оставил, уже ничего нет. Газон изуродован бороздами, похоже, волоком оттащили. Только куда? Впрочем… не важно.

Подлый Чернышов достоин кольца и меха, а я нет.

Получается, и звания досрочно им дали. Теперь ребята в гвардии. И, похоже, мехары, стоящие напротив, для них и предназначены.

Привезли мехаров из Иркутска на блюдечке, похоже, эшелонами. Наверное, в закрытых контейнерах и с охраной в целую армию. Знаю я, что раньше выпускники в столицу ездили на такие церемонии. Что изменилось?

— Эй! Сударь на лошади! — Раздаётся от полиции, спешащей за мной. — Будьте любезны остановиться!

Не дождётесь. Пришпорил лошадь, ускорился.

Свисток за спиной раздался, да толку? В подворотню прошмыгнул и рванул ещё быстрее.

Злюсь на себя. Чувствую, что бесполезен. Стал по городу бродить, в поисках пункта, где записаться в ополчение можно. Не буду по небу рассекать, так хоть в пехоте послужу. Караулы стоял всегда с отличием, и теперь не посрамлюсь. А может на броненосец возьмут! Так хоть с пушки дадут стрельнуть по твари.

Вон все боевые корабли в море! А значит, каждый востребован.

Рядовым или ефрейтором готов, всё равно. Лишь бы полезность свою чувствовать. Вот брат Татьяны бросился на врага, себя не жалея.

Чем я хуже?

Догулялся до того, что уже темнеть стало. Уже на выезде из города чуть в стороне через арку в подворотне множество огней приметил, и целую толпу мужчин. Фонари только на набережной и центральной улице у нас, а здесь ламп масленых нанесли. С чего бы это?

Понадеялся, что тут в ополчение и записывают. Но вскоре распознал гусар с казаками и городскими господами. Смеются и ахают, разгорячённо обсуждают что–то. Несколько женских голосов, хохочущих звонко, расслышал и заинтересовался вдвойне.

Пройдя через арку, спешился, коня привязав в стойло к остальным, и пошёл удовлетворять своё любопытство.

Протиснулся через толпу, попутно извиняясь.

А тут кулачный бой идёт! Казак с гусаром бьются. Казак с торсом голым огромный и широкий, мышцы так и прут! Руки толщиной, как мои ноги. А гусар в рубашонке с закатанными рукавами жилистый и худой.

Шансов у второго просто нет. Пусть он и живее двигается, но его удары, как комариные укусы, оппонент держит и блоками, и принимает рожей своей уже побитой без всяких проблем. Прописав очередную двойку ударов, гусар вскрикнул, вероятно, ушибив кисть. Казак теряться не стал, замахнулся и ударил, зажав противника к толпе. Кулак прошёл вскользь, а вот локоть прямо в челюсть. Гусар рухнул, его едва успели подхватить товарищи.

Выскочил мужичок под метр пятьдесят в кафтане барина, подхватил руку здоровяка, кое–как поднял и объявил:

— Победитель Степан Печёнкин!

Отсчитали ему купюрами целых тридцать пять рублей под аплодисменты. И недовольные лица гусар.

Коротышка